Деревянные пятачки

И Игнат Николаевич полез. Взял только остро отточенную ножовку и канат, чтобы захлестнуть вершину. Лез и лез, перебираясь с сука на сук, пока не добрался до намеченного места. Глянул оттуда, и вся ширь земли предстала перед ним. Увидал далекие болотинки с отсвечивающей на солнце водой, пашни с зелеными хлебами, волной переливающиеся на ветру, увидал за ними темный лес, шагающий по холмам, дорогу, по которой, словно букашки, бежали туда-сюда машины. Увидал и свое озеро, с островами, с желтым пляжем и множеством коричневых тел на нем, с лодочками под парусом, а то и с моторками, и только после этого глянул вверх, на вершину липы, которую надо было ему свалить. Густа она была со своей круглой листвой. Сквозь нее еле пробивалось синее небо. И в ее гущине щебетали птахи. Легкий ветер мягко касался ветвей, и все они жили, раскачивались в прозрачно-чистейшем воздухе. И вдруг будто током ударило Игната Николаевича, когда он подумал о том, что вот сейчас ему предстоит порушить всю эту могучую красоту, и, словно подгоняемый, стал быстро спускаться вниз, радуясь тому, что вовремя осенило его, что не поднял он руки на липу.

— Что-нибудь забыли? — вежливо спросил профессор.

— Чего мне забывать, — тяжело переводя дух, сказал Игнат Николаевич, — нам забывать нечего. А только недобро, Сергей Семенович, валить такую липу. Грех!

И радовался, проходя мимо участка профессора, видя, как шумит на ветру вековая липа, стоит нетронутая, непокалеченная, живая. И все же с того дня и к профессору, да и к другим, кто ради блажи, прихоти не жалеет денег, появилось какое-то холодное презрение. И порой, ради злого озорства, заламывал за свою работу такие деньги, что, скажи кому из работяг, ни за что бы не поверили, а горожане ни слова, только, ради бога, сделайте. Правда, не все, были и такие, как полковник в отставке, что и сами обходились, а полковник, так тот даже как-то при встрече сказал ему:

— Золотые у вас руки, сосед, как стук, так и руп! — И при этом осуждающе усмехнулся.

— А мы не навязываемся, — тут же ответил Игнат Николаевич. — Сами просют, а мы не отказываем.

— В том-то и дело. — И ушел.

А Игнату Николаевичу после этого стало как-то не по себе, стыдновато, но прошла неделя, и все забылось.

В эту весну льдом по всему берегу мостки своротило. И сразу в один день четверо пришли к Игнату Николаевичу с просьбой, чтоб поправил мостки. Никому не отказал, только в ответ тоже попросил повременить до потепления, а то уж дюже вода холодная. Но артисту Погожеву надо было непременно теперь же, ко дню его рождения. Гости приедут, на лодке покататься захотят, на лавочке посидеть, чтоб красотой полюбоваться...

— Пятьдесят рублей! — словно мешок с глиной, грубо обронил Игнат Николаевич. Вода холодная, и если уж лезть в нее, так хоть за такие деньги.

— Пожалуйста!

— И не жалко? — пытливо вглядываясь в глаза артисту, спросил Игнат Николаевич.

— Чего не жалко?

— Таких денег.

— Все определяет необходимость. Я лично сам не могу, не умею.

— Не умеете. Так-так... Ну-к, что ж, сделаем.

И, жалея, что нет резинового костюма, — есть такие легкие, и работать сподручно, и не намокнешь, — натянул на себя шерстяное белье, все как-никак защита от студеной воды, полез в воду. И, не мешкая, стал кувалдой вбивать сваи. Туго они шли в глинистое дно. А размаха, какого надо, не было, чтоб посильнее ударить, — не на земле стоял, в воде по пояс, да и холодно, и ветер... И промахнулся, и вслед за кувалдой сам ушел в воду. Вскочил, засмеялся, потому что увидал стоявших на берегу профессора и полковника, и неловко стало за свою промашку, потому и засмеялся, как бы перевел в шутку.

— Ну и жадны же вы до денег, — усмехаясь, сказал полковник, когда Игнат Николаевич вылез на берег, чтобы отжаться. — Даже себя не бережете.

— А это наше дело! — сбрасывая набухший ватник, ответил Игнат Николаевич.

— Конечно, ваше. Если простудитесь, вам болеть, а не мне.

— Ничего, мы привычные, — дернув головой, ответил Игнат Николаевич. — Небось! — и взглянул в лицо полковнику со злостью, и не выдержал его откровенно пренебрежительного взгляда, отвернулся.

— Почему же вы мне отказали, Игнат Николаевич, поправить сегодня мостки, а Погожеву делаете? — как всегда вежливо, спросил профессор.

— А потому, что он дал мне пятьдесят рублей! — отрывисто ответил Игнат Николаевич.

— И я вам столько же мог бы заплатить. Мы никогда, насколько мне известно, из-за цены не расходились, — сказал профессор, — сколько назначите, столько и получите.

— А, черт бы вас всех побрал! — лязгая от озноба зубами, буркнул Игнат Николаевич.

— Да вы что? — недоуменно глядя на него, сказал профессор.

— Хоть сдохни, а делай! Ну, люди! — лихорадочно подхватывая с земли топор и ножовку, тяжело дыша, выкрикивал Игнат Николаевич. — Сами лезьте! Сами! — И пошел к дому, чувствуя, как озноб все сильнее забирает его, и ругая уже не столько профессора, сколько себя за то, что и верно ожаднел, если полез в ледяную воду, будто есть нечего, с голоду подыхает... Да провались ты пропадом и с деньгами этими!