- Но то, что происходило в Сети, было лишь отражением общего упадка за ее пределами, зеркалом такой глобальной деградации... Наука стала служанкой имебцилов. Торжество познания, любовно воспетое красной эрой, низвергли, как памятники вождям ушедшего века, и юные взоры обратились от звезд к подворотням. На каждом телеканале, с каждого обоссанного угла, из каждой дыры сладкоголосые дебилы стали петь о толерантности, о том, как жить им охренительно, о том, что у них, блядь, рожь на полях колосится. И эта... либерастия, эта ослепшая, оглохшая терпимость, напирала просто отовсюду. Свобода, ведущая народ, сладкая воинствующая леди, превратилась в старую жирную шлюху, чего только не напихавшую себе в глотку за всю жизнь. А эти войны? Как боязливо закрыл глаза весь мир, когда оголтелые фанатики разносили восток именем своих кровожадных божков! В каком ужасе замерла цивилизация при виде обезьяны, которой сама же вложила в руки оружие! Как, скажи мне, получилось, что из колыбели мудрецов и математиков вышли торгаши и головорезы?
Старик уставился на меня, будто требуя ответа, которого я не мог ему дать. Цепочка разговора для меня была давно утеряна, и поэтому я спросил первое, что пришло на ум:
- И где они теперь?
- Кто?
- Эти... фанатики.
- Тебя только это заинтересовало? - спросил он грозно. - Воюют, конечно. Только их потасовки теперь перенесены на другой уровень и никому не вредят. В тех же Дисциплинах их как грязи.
- И на Арене?
- Гадс Мессенджерс, Соузен Старс, Холи Эведжерс...
Ни одной из этих команд я не встречал на крупных турнирах.
- Остальные - хуже. Об их достижениях можешь сам судить. До них до сих пор не дошло, что Цитадели не берутся одним только выкрикиванием имени пророка, - подытожил он. - Знаешь, я бы выбрал для себя религию, притесняющую деградацию, но как-то пришел к мысли, что в таком случае сама идея религии потеряет смысл.
- Я бы не стал осуждать чужую веру.
- Ты бы много чего не стал делать, малый. Но я не осуждаю веру. Я говорю прямо, что их бог... любой бог - бредни недалекого ума. Они все носят мои маски. Все у меня в кулаке. И только от меня зависит, что с ними будет. Я решаю, что они увидят, а что нет. Я даже решаю, что они будут жрать на завтрак. И вот где их боги сейчас? Они помогают им? Спасают? Может, дают надежду? Нет, надежда им попросту не нужна. У них все есть. И это все дал им не бог, а разум.
- Значит, нет никаких богов?
- Я этого не говорил, - отсек старик. - Все ж тебе нужно разжевывать...
Он схватил со стола карандаш, начеркал что-то на обрывке бумаги и протянул его мне. На листке я разглядел два простых числа и знак плюс между ними.
- Что ты видишь?
- Ну... сложение, - неуверенно проговорил я.
- И ты знаешь ответ?
Я поставил знак равенства после чисел и написал сумму.
- Просто, да? - спросил мой друг.
- Вполне.
- И вот когда так же, в одну строчку, ты сможешь написать Вселенную, тогда ты увидишь Бога. Здесь, перед собой, а не где-то в больных фантазиях. Увидишь Бога настоящего и единственного. Вот к чему нужно стремиться.
Он проткнул стержнем листок и забросил его под кровать.
- Я тогда... не совсем даже понимал, что всю эту херню нужно остановить. И никакой идеей и, уж тем более, средствами, на тот момент я не располагал...
Он с досадой сглотнул слюну.
- Не умею я рассказывать коротко, - признался мой друг. - И вообще не о том я собирался рассказать.
Поерзав в кресле, он продолжил: