— Да это не к спеху. Как-нибудь позже. Иди, — Шлыков подтолкнул Леонида. — Иди, Леня, иди.
Леонид выходил за двери с оглядкой.
Странно. Что это за разговор еще предстоит? И что означает шлыковская усмешка? А впрочем, к чему гадать? Не захотел сейчас говорить, значит, не так уж все важно. Подойдет время — все выяснится само по себе. А грехов за собой Леонид пока не чувствует никаких.
Он прихлопнул калитку и заторопился домой — после бани Васька затеял стирку, надо было помочь, а потом кое-что починить, приготовиться к завтрашней смене.
Глава четвертая
В компрессорной было холодно.
Подживлять в печке огонь не хотелось, а тарахтящий компрессор тепла не давал.
— Что будем делать? — в третий раз спросил лебедчик Макаров.
— А что делать? — Пашка Семенов вскочил с лавки, пнул подвернувшееся под ноги ведро, которым набирали из бочки солярку; ведро загремело, заглушая компрессор. — Собирайтесь и идите домой.
— Так негоже домой-то. — Макаров тоже поднялся, неуклюже прошелся по землянухе в своих здоровенных пимах с резиновыми галошами и длинном, ниже коленей, в талию, полушубке, нахмурился. Лицо его обветренно, грубо, какое-то квадратное, как у пирата на книжных картинках, но темные маленькие глаза смотрят по-доброму, мягко. — Негоже, говорю… Как думаешь, Леонид?
— Уходить нельзя, — посмотрел на него Леонид исподлобья. — Надо ждать.
— Да сколько можно ждать? — горячился Пашка. — Пятидневку, неделю? Ух и гад же этот Хахалинов! Всю душу, как ржавчина, съел.
— Со всеми может случиться такое, — промолвил Макаров.
— Со всеми, но только не каждый так себя поведет…
Часа полтора назад, когда они шли на шахты, Хахалинов стал отставать. Мужики спросили: что с ним, ногу, может, натер?
— Какой хрен ногу! — огрызнулся Хахалинов. — В поясницу с утра стреляет, шагнуть не могу.
— Что же ты не сказал на планерке, замену не попросил? — прикрикнул на него Пашка Семенов.
— Хы, замену! — скривился Хахалинов. — Я месяц мунтулил, мунтулил, а прогрессивку тебе да Макарову? Шишеньки вот! И не ори на меня, я догоню.
В шахте Хахалинову стало хуже, едва выбрался на поверхность. Отлежавшись чуток в компрессорной, объявил:
— Нет, мужики, сегодня я не работник. Пойду.
— Проводить? — вызвался Леонид.
— Не девка. Сам по себе дойду.
— Тогда скажи Драчу, чтобы подослал кого-нибудь срочно.
— Скажу, коль увижу.
— Ни черта он не сказал и не скажет! — не унимался Пашка Семенов. — Так и знай, подался сразу в барак. Ему это на руку, чтобы мы простояли. Иначе может задушиться, когда узнает, что причитается меньше нас.
— Не говори так о человеке по-за глаза, — осадил Пашку Макаров.
— А что, неправда? Если бы сказал, давно бы кто-то пришел.
— А может, Драча нету ни в конторе, ни дома. Его другой раз с собаками не найдешь.
— Так что же делать тогда?
— Вот что! — Леонид все это время сидел, почти не вмешиваясь в разговор. Надеялся: замена придет. Но последние слова Пашки и Макарова враз убили эту надежду. В самом деле: Хахалинов может не встретить Драча, не сумеет предупредить. Да если и предупредит — надежда невелика. Планерка-то давным-давно кончилась, а после планерки Драч полдня будет бегать по поселку, чтобы найти человека. Разве он забыл, как самого его Драч определял на работу? Значит, надо что-то придумывать. Здесь, на месте. Уйти домой проще. Никто за это не повинит. Но после тот же Хахалинов проходу не даст: что, дорогие мои, случилась со мной оказия, и вы ни тпру и ни ну? Так-то! А потом и Макарова неудобно. Вон как внимательно глядит из-под лохматых бровей: давай, мол, соображай. Я чего? Я простой работяга, а тебя чему-то учили… Учили! — Вот что! — повторил Леонид. — Давайте испробуем такой вариант. Ты, Павел, можешь оставить компрессор, чтобы посидеть на сигнале?
— Как это? — вскинулся Пашка. — Компрессор — машина. За ней следить надо. У-меня в правом забое бурильщики бурят. Вдруг что случится — с меня спрос, не с тебя.
— Ладно! — лицо Леонида сделалось жестким. — Тогда я один попытаюсь.
Макаров все понял, засомневался.
— А получится ли, мил человек? У нас и опытные скреперисты редко в одиночку работают. Уж по самой-самой великой нужде…
— А сейчас что, не нужда?
— Да какая нужда? Во вторую смену можно, коли чего.
— Ладно. Испыток — не убыток, — упрямо встал на своем Леонид. Его теперь ничем нельзя было сдержать. — Идемте.
— Идемте.
В шахте после дневного солнца и сахарно-белого снега — серая сутемень. Электрическая лампочка над лебедкой кажется обыкновенной коптилкой. Вторая, что в забое, мигает едва заметной точечкой-звездочкой, как из бездонной холодной Галактики.
Все вокруг сливается в какую-то грязно-серую массу. Очертания предметов расплывчаты, нереальны.
Но вот глаза начинают привыкать постепенно.
Проступают из мрака стойки креплений, видны неровные, рваные полости почвы и кровли, а вскоре и далекий забой перестает казаться враждебным и недоступным. Леонид, хоть смутно, но видит в глубине его горбатый ворох песков.