Демидов кедр

Уволившись из редакции, он поступил бетонщиком на строящийся алюминиевый завод. Потом работал водолазом на Енисее в районе Казачинских порогов, диспетчером в леспромхозе, кочегаром на буксирном пароходе. Прочитав однажды в «Литературной газете» статью о колымских золотодобытчиках, вдруг загорелся, а спустя несколько дней, распрощавшись с командой буксира и получив расчет в пароходстве, уже шагал к вокзалу с билетом на Магадан. В Магадане, на пункте распределения рабочих, его «закупил» представитель из Веселого.

Колыма и удивила и покорила Терехина. Высокими сопками, так похожими на горы под Красноярском, быстрыми речками и прозрачными, как хрусталь, озерами с необычными, романтическими названиями «Озеро Джека Лондона», «Озеро танцующих хариусов», пятидесятиградусными морозами, а главное — людьми. Со всей страны собрались они здесь. Столько судеб, столько характеров — только успевай приглядываться, запоминать.

В Веселом Терехина определили сперва разнорабочим на полигон, потом он перешел в шахту помощником скрепериста, потом работал крепильщиком, оператором промывочного прибора, электрослесарем. Кто знает, может, он так и менял бы, пока не надоест, профессии, переходя из бригады в бригаду, знакомясь с новыми коллективами и людьми, если бы его не пригласил однажды в кабинет директор Озолин.

— Ну? — спросил с обычной для него грубоватостью, едва Терехин обосновался в кресле напротив него. — Что будем делать дальше?

— Как — что? — не понял Терехин. — Работать.

— Кем? — усмехнулся Озолин. — Тем же электрослесарем или, может, перейдем в машинисты насосной станции?

— Хотя бы. Ничего зазорного в этом нет.

— Это с высшим-то образованием? — Озолин прищурился, отчего худое, остроносое лицо стало еще суше и жестче.

— А чего особенного?

— Особенного ничего нет. Но, по-моему, немножко дороговато.

— Для кого?

— Для государства, которое вас учило.

— Это почему же? — впервые за всю беседу с Озолиным Терехин вдруг почувствовал себя неуверенно и неуютно.

— Потому что затраченные на вас средства нужно оправдывать.

— Но я и оправдываю. Не сижу сложа руки, не халтурю — работаю.

— Для того чтобы работать помощником скрепериста, оператором промприбора, не обязательно заканчивать институт.

Терехин сидел, слушал и никак не мог уразуметь, чего же от него добивается директор Озолин. Спросил, помолчав:

— Вы что-то хотите предложить?

Озолин не торопился. Начал издалека.

— Я долго присматривался к вам, Сергей Иванович. Убедился: в вас что-то есть, основательное, серьезное, требовательное к… себе. А предложение мое таково: вам необходимо ехать в Магадан, на курсы горняков с тем, чтобы, вернувшись в Веселый, занять должность мастера на одном из участков. Практику вы за полтора года прошли отменную, к тому же за плечами у вас институт.

— Педагогический институт, — уточнил Терехин.

— Тем лучше. Именно педагоги нам и нужны. Так как?

Терехин пожал плечами: вам виднее, а что касается меня — согласен. Это даже интересно поработать сменным мастером, испытать себя в роли руководителя.

Три месяца спустя, после приезда из Магадана, он был назначен на Боковой…

Однажды они вместе с Леонидом возвращались из клуба, куда раз в неделю привозили кино. Василия в Боковом не было — уже несколько дней с Федотовым находился в Веселом, на семинаре бурильщиков, и без друга в своей промерзлой халупе Леонид откровенно скучал. Более того, ему просто не хотелось туда идти.

Терехин, видимо, догадывался о состоянии Леонида, потому что как-то уж слишком нарочито беспечно спросил:

— Чем сейчас намерены заниматься, Леонид Григорьевич?

Леонид пожал плечами:

— Н-не знаю.

— А может быть, заглянем ко мне? Чайку согреем, поговорим. Как-никак вдвоем веселее. Не против?

Леонид был не против и вслед за Терехиным свернул в какой-то узкий, в сугробах, проулочек.

Изба, в которой жил сменный мастер, снаружи как капля воды походила на их с Василием «хоромы».

Та же приплюснутость крыши, та же облупившаяся штукатурка, те же крохотные сенцы, сбитые бог весть из чего: были тут и расколотые надвое жердочки, и куски потрескавшейся фанеры, и досточки от разобранных тарных ящиков из-под масла.

Не отличалась она ничем особенным и изнутри. Разве только самодельной этажеркой, наглухо забитой книгами, небольшим верстаком с крохотными тисочками да ворохом каких-то деталей, проводов, гаек, замысловатых, полуразобранных узлов и конструкций в углу.

— Вы, оказывается, еще и конструированием занимаетесь? — спросил Леонид, внимательно разглядывая все это техническое богатство.

— Что? — не понял Терехин, разливая густо заваренный чай по поллитровым банкам из-под повидла. — А-а-а! — догадался. — Вы насчет этой техники? — показал на угол. — Это не я. Это многоуважаемый Павел Семенов. В бараке места нет, так он у меня организовал мастерскую. Недавно вон тот приемник, — кивнул на подоконник, где стоял покрытый лаком ящичек с какими-то рукоятками, стеклышками, проводочками, — по собственной схеме собрал. Сейчас счетчик для определения количества взрывов при массовой отпалке изобретает. Головастый мужик! — похвалил.