Демидов кедр

Благодарная Эльза Андреевна, посокрушалась немного и перестала: самое трудное было сделано, а потом впервые ли Отто Вильгельмович убегал от нее, чтобы еще до мытья пропустить с дружками стаканчик. Смирилась, не в диво.

Не знала Эльза Андреевна, что супруг находится рядом.

С тыльной стороны бани, под застрехой, у Отто Вильгельмовича была спрятана колба со спиртом, и, когда Эльза Андреевна отлучилась зачем-то к Загайнову на склад, он, хоронясь от стороннего глаза, протрусил по снежку к застрехе, торопливо сунул посудину в карман и юркнул в предбанник. Но пить в предбаннике было рискованно — в любой миг могла нагрянуть супруга.

Немного посоображав, Отто Вильгельмович шагнул сперва в моечное отделение, потом для пущей гарантии — в парную, которой из-за отсутствия березовых веников почти не пользовались, особенно женщины.

Откупорив колбу, торопливо глотнул, зажевал засаленным пряникам, что нашелся в кармане. Посидел, подождал, когда затуманится в голове, еще раз глотнул. Потом еще и еще.

В бане между тем от раскаленных печей становилось все жарче и жарче.

Одежда Отто Вильгельмовича взмокла, по всему телу ручьями катился пот. Сбросил он шапку, сбросил фуфайку и валенки. А вытянув из колбы остатки, и до ватных штанов дошел, оставшись в одном исподнем.

Сморило мужика.

Как ухнулся на лавку и уснул богатырским сном — не помнит.

Проснулся от жажды. Во рту горько першило, спекшиеся губы не разодрать, в голове звон. Вокруг жгучая, сухая жара — костям больно. А где-то совсем рядом, за стенкой — сказочно-сладкий плеск воды, шлепанье босых ног по мокру, разговор.

С трудом соображая, где он и что с ним, Отто Вильгельмович поднялся с лавки, пошатываясь, двинул плечом легкую фанерную дверь и… чуть не оглох от визга.

Будь он в здравом уме, наверняка бы нырнул обратно в парную и переждал там до лучших времен, а то бы пулей просвистел через моечное отделение к выходу и был таков, но истинно сказано: пьяному море по колено, — и Отто Вильгельмовичу, понявшему наконец, где он есть, вдруг взбрело в голову выйти из создавшегося положения с шиком.

— О-о-о! — упершись спиной в косяк и поддергивая грязные байковые кальсоны, закатил он глаза. — Сколько красавиц! Сколько ослепительный красавиц на мой бедный старый голоф-ф!

Выговориться ему не дали. Чья-то мочалка со шмяком влепилась в правую щеку, потом левый бок обдало крутым кипятком. Потом…

Кончилась Шульцева одиссея тем, что его вынесли в предбанник на кулаках. А в предбаннике сгоряча отвесила несколько оплеух еще и изумленная Эльза Андреевна.

— До каких пор? — шумели в моечной бабы. — До каких пор эти пропойцы будут над нами изгаляться. Дома покоя нет, на работе нет, в клубе нет, теперь и до бани добрались. Совсем из ума выживают. Ну мы им сегодня покажем, мы им пока-а-ажем!

И, снизив голос, о чем-то долго советовались.

Отто Вильгельмович змеей извивался от боли.

— Эльза, Эльза! — молил. — Смени ради бога примочка…

— Я сменю, я сменю! — рычала Эльза Андреевна, поигрывая клюкой. — Вот этим штука сменю.

— Я же без у-у-умысел. Я пошутиль.

— Шутка? — с несвойственной легкостью подпрыгивала дородная Шульчиха. — Ты что, мальчик? Пацанов? Какой может быть шутка с голой женщина?

Мужики гоготали.

Но уже не так дружно, как чуточку раньше. Время шло, а баня для них по-прежнему оставалась неприступной крепостью. Может, сегодня вообще не мыться? Может, не стоять зря, мигнуть Кацо да и двинуть непосредственно к магазину?

Выходить бабы начали только в пятом часу. Поодиночке, с большими оттяжками, не спеша.

Строжились.

— Вот так, — бросали мужикам почти одно и то же. — Будет вам сегодня за все проделки сухой закон. А ты, глазастый-носатый, — косились на Элико Гуринадзе, — только посмей открыть магазин после семи, как ты делаешь. Разнесем к чертям твое здание в щепки. И завтра же всем скопом поедем в Веселый к директору. С жалобой. С предложением.

— С каким таким предложений? — пучил выпуклые глаза Кацо.

— Наше дело!

— Почему ваше? Это общественный дело.

— Смотри-ка, общественник отыскался! Напоишь мужиков, а потом начинаешь спирт водой разбавлять и подсовываешь «женатый» косым дуракам.

— Да-ка-жьи!

— Мы докажем! Мы все докажем!

— Не имеете права! — тоненько кричал какой-то подвыпивший приискатель. — Это самоуправство!

— А с вами не управляться, вы совсем сдуреете! И к Леониду.

— Мало вы их рисуете в стенгазете. Надо больше и чаще.

— Правильно, правильно! — высунулась из предбанника Эльза Андреевна. — Даю официальный заявка: в следующий номер продерните мой мушик! Со всей ваш талант расрисуйте! Пусть еще покраснеет… ду-рак-к!

В бане было душно и жарко. И тесно невыносимо.

Когда вышла из моечной последняя женщина и Шульчиха сделала там уборку, мужики рванулись вперед скопом, давя друг друга и чертыхаясь, как пассажиры в автобусе на какой-нибудь бойкой городской остановке, лишь с маленькой разницей, заключавшейся в том, что одному из «пассажиров» — Элико Гуринадзе — со всеобщего молчаливого согласия и даже почтительного благоговения была дана зеленая улица — до окончательного закрытия магазина оставалось часа полтора.