— Он убьет и тебя, — сквозь зубы прошипела Гедора. — Он всех убьет, он безумен!
— Так следуй, — не обращая внимания на реплики дочери, произнес адмирал.
— Позвольте мне забрать сундук с моими книгами, я не хочу возвращаться за ними, — твердо сказал Илан. — Хочу покинуть этот проклятый город раз и навсегда.
— Бери свои вещи, сын. Но поспеши.
— Пусть кто-нибудь мне поможет, сундук тяжелый.
— Кто тут сильный, — адмирал обернулся на свиту, потом нашел глазами Мема. — Ступайте вы, господин чиновник. Мои люди уже нагружены. А Одом вас проводит.
Одом с готовностью взвел самострел.
Мем неуверенно отпустил Гедору, которая отвернулась и побрела обнять ближайшее дерево, чтобы держаться прямо, как подобает царевне. За выступом стены, у ступеней черного входа, Мем дернул торопливо шагающего Илана за плечо, надеясь, что это не сильно заметно для сопровождающего их Одома, и прошептал:
— Ты что творишь, предатель?
— Заткнитесь, — так же шепотом отвечал Илан. — Делаю, как сам решил, вы мне теперь не указ!
Сундук с книгами стоял в пустом помещении недалеко от входа, был не сильно велик, не так уж тяжел, но в обхвате неудобен, и Мем, пытаясь взять его понадежнее, чтобы взвалить на плечо, почувствовал, что с одного края у него почему-то мокрое дно.
Там, где улица за усадьбой Гедоры спускалась вниз, к заросшим тиной и почти пересохшим пожарным прудам, под плакучими ивами ждала крестьянская телега, в каких возят на маслобойню бочки с молоком. Мешки с документами и сундук сгрузили на нее. Адмирал набросил соломенную пастушью накидку поверх черной одежды, трое из сопровождающих сделали так же, один взял вожжи. Илан остался, как был, в приличной городской одежде. Они запрыгнули на телегу и сели на крепление для бочек вдоль борта. Вслед за ними из сухого оврага выехала другая телега с остальными охранниками и бочками.
— Пройдешься вслед за нами до половины пути, — сказал Римерид Мему. — Не бойся, мне нужны еще два мешка документов. Если не начнешь чудить, с тобой ничего плохого не случится. Даже наоборот. Денег дам, как обещал. Что бы тебе ни говорила моя обиженная жизнью дочь, а я желаю ей только счастья и, по-моему, ты неплохой парень для этого, жалеешь ее. Но пока — извини, ты еще не в семье, поэтому не должен обижаться на меры предосторожности…
Один из охранников снова взвел самострел, направив его, впрочем, в небо, и, в подтверждение слов хозяина, покивал Мему. Телега ехала к пристани Болота. Ту часть дороги, что Мем шагал за ней и пристально смотрел, стараясь вникнуть не только происходящее, но и в прошлое с возможным будущим, он видел, как адмирал, который сидя не сильно отличался ростом от обычного человека, приобнимает за плечи своего сына и что-то тихо говорит ему на ухо, Илан улыбается и кивает, а адмирал вдруг наклоняет к себе его голову и целует в макушку. Счастливое воссоединение разорванного злой судьбой семейства, назидательная картинка из книги, не иначе. У самого Мема никогда не было подобного сокращения дистанции с собственным отцом. Наверное, кир Хагиннор относился к нему теплее, чем господин Фемем к своему "неудачному" сыну. Было тут что-то не то. Рассказы действительно не совпадали с увиденным.
Мема сняли с прицела у старого колодца, за границей городских домов, в самом начале каменистой пустыни. Возница сразу перевел лошадь с шага на широкую рысь. Пираты спешили, вода того и гляди начнет отступать, и залив Болото обмелеет. Дождь запаздывал к приливу, луну лениво лизали тучи, с половины неба светили звезды, половина была черной, как сажа. Древняя дорога пылила вслед удаляющимся повозкам. Почти десятую часть стражи Мем простоял на последнем перекрестке, держа руку на сердце и глядя, как оседает в лунном свете дорожная пыль. Так он ничего и не понял. Ни в настоящем, ни в прошлом, ни в будущем. Политическая целесообразность вступила в противоречие с запретом обижать убогих. И чисто по-человечески он увидел совсем не того человека, которым его пугали. Он-то готовился воевать не с политическим соперником, а с живодером, с чудовищем. Не увидел чудовища. Увидел маленького человечка в черной одежде. Не так смотрел?.. Правду ли про него говорит его дочь? Менять ли что-то в планах, если все, сказанное и даже показанное ею, не совпадает с реальностью? Царский род — совсем не то, что купеческий или крестьянский. Во времена Солдатской войны в императорской семье родственники вырезали друг друга только за то, что были одной крови. Царский Город один, их много. В результате трон не достался никому, настали сорок лет республики. С Арденной не происходит ли то же самое? Она говорила — в ней поздно проснулось чувство справедливости. А умение сыграть на чужом чувстве справедливости и использовать его в своих целях в ней, интересно, когда проснулось…