Дело № 1. Рифл Шафл

— Вы только, Зинаида Львовна, ничего такого не подумайте! Я ради дяди на всё готова. А тут… тут… так некрасиво получилось! Понимаете меня?

— Нет! Не понимаю! — резко ответила Зиночка.

— Да не ругайтесь на меня! Я и так расстроена!

— Хорошо, извините. Что случилось и чем я могу вам помочь?

— Соседи… Соседи говорят, что сегодня девять дней, и спрашивают про поминки. Мне не жалко! Я сама родилась и выросла в России, но водку пить не буду! Зинаида Львовна, может, вы подъедете? Пожалуйста! Я лапшу довариваю, в кулинарии купила салаты. Помогите мне! Я тогда позову соседей. Пусть кто хочет придёт. И вы… вы приходите. Может, ещё кто-нибудь из его коллектива подъедет?

Наконец Зинка сообразила, о чём идёт речь.

— Я вас поняла, Алла. Не переживайте, заеду ненадолго.

— Спасибо вам! Буду ждать.

Хорошо, что город Кумск — с населением чуть больше ста тысяч человек — не слишком большой. Доехать из конца в конец можно за двадцать минут.

Было всего три часа дня, и Зинаида решила зайти в магазин купить парочку бутылок водки на всякий случай. Вряд ли пришедшие поймут «кошерные» поминки…

По дороге она созвонилась с корректоршей Светланой Владимировной, но та, сославшись на нездоровье и расстройство в связи с убийством Лерочки, идти наотрез отказалась.

Аллочка оказалась смуглой брюнеткой с выдающимся бюстом и еле заметными усиками над верхней губой. Она была и вправду напугана, указывая Зинке глазами на немногочисленных «скорбящих соседей», сидевших вокруг стола.

Компания была достаточно живописной! Три старушки — божьих одуванчика — жались с краешка и, не поднимая глаз от тарелок, медленно хлебали куриный суп. Остальные четверо — две женщины и два мужчины — словно сошли с полотен художника Василия Шульженко, работающего в жанре фигуративной живописи и стиле гротескного реализма. Его антигламурные сюжеты на тему российского пьянства вызывают дрожь отвращения у мирных обывателей.

— Вот! — прошептала Аллочка. — За пятнадцать минут бутылку выпили! Шикор ле-халутин — пьяницы несчастные! — выругалась она.

Поздоровавшись, Зинаида присела к столу. Компания пропойц с заплывшими сизыми лицами на минуту примолкла. Затем один из них ловко откупорил новую бутылку и потянулся через стол, чтобы обслужить Зиночку. Та молниеносно накрыла рюмку рукой:

— Спасибо. На поминках не пью.

— Тоже израильская? — Алкаш недобро усмехнулся.

— Нет! — храбро парировала Зинаида. — Русская и православная.

— Тогда выпей за помин души усопшего соседа нашего Марка. По нашей православной традиции выпей! — Его рука снова нависла над Зинкиной рюмкой.

— Вы меня извините, но вы явно заблуждаетесь: не было и нет в христианских канонах традиции употребления водки на поминках. Это то, с чем православной церкви приходится бороться и даже запрещать такого рода поминовение как не имеющее ничего общего с христианским. Усопшим прежде всего нужны наши добрые слова и дела в память о них. А поминальная трапеза представляет собой своего рода доброе дело, которое направлено на тех, кто живёт рядом: людей близких, знакомых, а также неимущих… Которые, побывав на обеде, могли бы вознести молитву о душе усопшего. Так что, если хотите помянуть, — лучше говорите. Пить или не пить — дело вашего вероубеждения…

— Ну и скажу! И скажу, и выпью! — заявил ветеран алкогольного движения. — Спи спокойно, Марк Израилевич! Пусть земля тебе будет пухом! Если встретишь на том свете внучку нашу, нашу Диночку Борисову…

При этих словах пьяная тётка, сидевшая рядом с говорящим, выпила залпом, не дожидаясь конца речи, и зарыдала в голос:

— Внученька наша единственная, кровиночка Диночка! Красавица наша болезная! Умерла голубка, ангельская душа! — Она оттянула ворот грязной футболки и смачно высморкалась себе за пазуху.

Вся когорта алкашей дружно выпила по стопке и налегла на салаты.

Зинка не поверила своим ушам! Надо же так опуститься, чтобы для красного словца выпить за упокой живой внучки!

— Извините, ради бога, — Зинуля сменила тон. — Ольга, по мужу Борисова, — ваша дочь?

— Наша, наша… — Тётка подняла на Зинку слезящиеся глаза. — Олюшка — доченька, Диночка — внученька… Мишка бросил их, кобель гулящий! А Диночка, она всё болела… Всё болела… — Тётка громко икнула. — А он гулящий! Всё деньги проклятые…

«Да-а… Родственнички у Михаила Григорьевича ещё те… Понятно, почему Динка без них особо не скучает и распространяться на их тему отказывается. Бедный Мишка!» — с сожалением подумала Зина.

— А Ольга — дочка ваша — она где? — придав лицу участливое выражение, поинтересовалась Зинуля.

— Ольга? Так она…

— Заткнись, дура! — Муженёк с силой ткнул супружницу локтем в бок. — Ты чего, старая, помелом метёшь?! Велено молчать — молчи! Лучше налей нам!

Тётка захныкала и послушно разлила по четырём стопкам водку.

Бабульки тем временем поднялись из-за стола и подошли попрощаться к сидящей отдельно на диване Аллочке. Та подскочила с места и, сбегав на кухню, вручила каждой из старушек по пакетику с конфетами и печеньем. Затем проводила до двери.

— Эй, хозяйка! Водка кончается! — крикнул из-за стола Динкин дед.