Мокрист в конце концов подошел к окну. Возница грыз печенье. Поймав на себе взгляд Мокриста, он помахал ему рукой в знак приветствия.
Мокрист чуть не отпрянул. Он поспешно сел за стол и подписывал бланки заказов пятнадцать минут кряду. Потом вышел, пошел по коридору, который привел его к центральному вестибюлю, и посмотрел вниз.
Он обещал вернуть люстры на место, и теперь обе они висели под потолком, переливаясь, как его личные созвездия. Широкие прилавки сверкали во всем своем полированном великолепии. Вокруг не стихал гул целенаправленной и в целом успешной деятельности.
У него получилось. Все жило. Это был Почтамт. И он больше не приносил радости.
Мокрист спустился в сортировочное отделение, заглянул в почтальонскую раздевалку хлебнуть за компанию черного, как деготь, чая, побродил по каретному двору, мешаясь под ногами у тех, кто занимался делом, и в конце концов побрел обратно в свой кабинет, прогнувшись под тяжестью рутины.
По чистой случайности Мокрист выглянул из окна — с кем не бывает. Возница обедал! Обедал, черти его подери! Он поставил на тротуаре складной стульчик и разложил еду на небольшом складном столике! Большой кусок мясного пирога и бутылку пива! И даже белую скатерть постелил!
Мокрист махнул вниз по лестнице в темпе рехнувшегося чечеточника и вырвался из массивных двойных дверей на улицу. В одно насыщенное мгновение, когда он стремительным шагом шел к карете, еда, стол, скатерть и стул исчезли где-то в потайном отделении, и возница уже стоял у дверцы, открытой для Мокриста.
— Так, что все это значит? — осведомился тот, переводя дыхание. — Не могу же я весь…
— А, господин фон Губвиг, — раздался изнутри голос Витинари. — Присаживайся. Благодарю, Хаусман, госпожа Шик будет тебя ждать.
«С меня не убудет, если я просто разузнаю, что к чему». — Слова, за которыми кроется многовековой опыт набивания шишек — даже хуже, чем «От одного раза мне ничего не будет» и «Все будет нормально, если стоять смирно».
Мокрист нырнул в полумрак. За спиной с щелчком захлопнулась дверца, и он резко обернулся.
— Да, в самом деле, — вздохнул лорд Витинари. — Она
Рядом с ним чинно восседал Стукпостук и держал на коленях солидный кожаный портфель.
— Чего вы хотите? — спросил Мокрист.
Лорд Витинари вскинул бровь.
— Я? Ничего. А ты чего хочешь?
— Что?
— Это же ты сел в мою карету.
— Да, мне сказали, что она тут стоит!
— А если бы тебе сказали, что она черного цвета, ты бы счел необходимым что-либо предпринять по этому поводу? Дверь прямо перед тобой, господин фон Губвиг.
— Но вы простояли здесь целое утро!
— Это общественная территория, — парировал Витинари. — А теперь
Карета дернулась и поехала.
— Ты не находишь себе места, господин фон Губвиг, — говорил Витинари. — Не думаешь о собственной безопасности. Жизнь утратила краски, не правда ли?
Мокрист не ответил.
— Поговорим об ангелах, — предложил Витинари.
— О да, что-то знакомое, — язвительно сказал Мокрист. — Вы уже рассказывали. В прошлый раз я на это купился после того, как меня повесили…
Витинари снова вскинул бровь.
—
— Да какая разница! Меня повесили! И самое обидное было — узнать потом, что этому посвятили всего два абзаца в «Вестнике Танти»![1] Два абзаца, позволю себе заметить, о жизни виртуозного, хитроумного и в высшей степени гуманного преступника! Да с меня молодежи можно было пример брать! Всю передовицу оттяпал Дислектичный алфавитный маньяк, а он успел отработать только А и Ц!
— Да, редакция придерживается мнения, что преступление не заслуживает внимания, если жертва не была найдена в трех подворотнях одновременно, но такова цена свободной прессы. Но то, что кончина Альберта Стеклярса осталась… не замеченной окружающими… пошло на пользу нам обоим, ты же не станешь с этим спорить?
— Нет, но я не рассчитывал на такую жизнь после смерти! Мне теперь что, до конца жизни делать все по указке?
— Поправка: новой жизни. Сказано грубо, но верно, — отвечал Витинари. — Позволь мне перефразировать. Тебя, господин фон Губвиг, впереди ждет тихая благополучная жизнь уважаемого человека, исполнение гражданского долга и, разумеется, по выслуге лет — заслуженная пенсия. Не говоря уже о почетной настоящей золотистой цепочке.
Мокрист поморщился:
— А если я
— М-м-м? О, ты меня недопонял, господин фон Губвиг. Это — то, что тебя ждет, если ты
— Как? Почему?
— Ты действуешь людям на нервы. Этого можно ожидать.
— И что, место денежное?
— Не то слово, господин фон Губвиг. Речь идет о должности распорядителя Королевского монетного двора.
— Это что же, целыми днями монеты бить?