Делай деньги!

— Это позволяет мне… так оно безопаснее… короче, по правде сказать, господин, у меня аллергия. — Повар вздохнул. — Пегги, покажи ему.

Девушка кивнула и вытащила потрепанную карточку из кармашка.

— Пожалуйста, не произноси вслух. — Она протянула ему карточку.

Мокрист взглянул.

— А без этого в кулинарном деле никуда, — сокрушался Эймсбери.

Момент был не самый удачный, ох не самый. Но если у тебя не вызывает интерес человеческая натура, значит, нет в тебе души обманщика.

— У тебя аллергия на ч… на это? — спросил он, вовремя поправившись.

— Нет, господин. На слово. Я выношу само растение, могу даже съесть, но вот слово…

Мокрист снова посмотрел на карточку и грустно покачал головой.

— Так что пришлось мне поставить крест на ресторанном деле.

— Понимаю. А как тебе слово… «чёс»?

— Да, господин, вижу, к чему ты клонишь, я уже это проходил. Чёс ног, чист, но… никакого эффекта.

— Значит, только «чеснок»… ох, я не…

Эймсбери застыл с отрешенным выражением лица.

— О, боги, мне так жаль, честное слово, я не нарочно… — начал Мокрист.

— Знаю, — сказала Пегги устало. — Слово так и просится наружу, да? Он постоит так пятнадцать секунд, потом метнет нож прямо перед собой, секунды четыре поговорит на беглом щеботанском и придет в норму. Вот. — Она всучила Мокристу миску с большим коричневым комком. — Ты иди, вот тебе ирисовый пудинг для Шалопая, а я спрячусь в кладовке. Я привыкшая. И омлет я тебе тоже сделаю. — Она вытолкнула Мокриста за дверь и закрыла за ним на замок.

Он поставил миску на пол, и внимание Шалопая было поглощено окончательно и бесповоротно.

Наблюдать за тем, как собака пытается прожевать кусок ириски, — воистину царское развлечение. Смешанное происхождение Шалопая наградило его поразительными жевательными способностями, которые не могли не приводить в восторг. Он радостно катался по полу, корча рожи, как резиновая горгулья в стиральной машинке.

Прошло несколько секунд, и Мокрист отчетливо услышал, как в дверь вонзился нож, и следом раздался крик: «Nom d’une bouilloire! Pourquoi est-ce que je suis hardiment ri sous cape à part les dieux?»[3]

В дверь кабинета постучали. Не дожидаясь ответа, вошел господин Бент. Он нес большую круглую коробку.

— Ваши апартаменты готовы, распорядитель, — объявил он. — Точнее, апартаменты Шалопая.

— Апартаменты?

— Да. Председательские апартаменты.

— Ах вот оно что. Сон без отрыва от производства, так сказать?

— Совершенно верно. Господин Кривс был столь любезен и передал мне копию условий завещания. Председатель обязан по ночам спать в банке…

— Но меня абсолютно устраивает моя квартира на…

— Кхм. Таковы условия, сэр, — сказал Бент. — Вы можете спать на кровати, разумеется, — добавил он благодушно. — Шалопай будет спать в лотке для бумаг. Он в нем родился, если хотите знать.

— Мне придется торчать здесь взаперти каждую ночь?

Но когда Мокрист увидел апартаменты, перспектива перестала казаться ему такой мучительной. Ему пришлось открыть четыре разные двери, пока он не нашел спальню. Помимо нее там были столовая, гардеробная, ванная, отдельная уборная со смывом, гостевая спальня, приемная, а также небольшой личный кабинет. В хозяйской спальне стояла огромная дубовая кровать с узорчатым балдахином, и Мокрист влюбился в нее с первого взгляда. Он прилег, чтобы оценить ее по достоинству. Кровать была такой мягкой, как будто он лежал в большой теплой луже…

Мокрист подскочил как ужаленный.

— Госпожа Шик… — вымолвил он в панике.

— Она умерла за своим столом, распорядитель, — утешил его Бент и развязал веревочку на круглой коробке. — Мы поставили новое кресло. Похороны завтра. Кладбище Мелких богов, в полдень, родственников пускают только по приглашениям.

— Мелких богов? Не слишком ли непритязательно для Шик?

— Насколько мне известно, предки госпожи Шик похоронены именно там. Однажды в минуту откровения она поведала мне, что ни за какие коврижки не проведет с Шиками всю оставшуюся вечность, — послышался шелест бумаги, и Бент добавил: — Ваш головной убор, сэр.

— Какой еще убор?

— Форма распорядителя монетного двора. — Бент протянул ему шляпу.

Это был черный цилиндр. Некогда он был блестящим. Теперь он был вытертым. У старых бродяг встречались шляпы поновее.

Цилиндр мог выглядеть как стопка монет или корона с драгоценными инкрустациями, изображающими многовековую историю финансовых преступлений и денежного обращения, начиная с козявок, ракушек и коров и заканчивая золотом. Он мог бы сообщать что-то о магии денег. Он мог бы отлично смотреться.

Черный цилиндр. Никакой индивидуальности. Ноль.

— Господин Бент, можно ли послать кого-нибудь на Почтамт, чтобы доставили сюда мои вещи? — спросил Мокрист, мрачно разглядывая эту развалину.

— Конечно, распорядитель.

— Господина фон Губвига вполне достаточно, спасибо.

— Да, сэр. Конечно.

Мокрист уселся за огромный стол и любовно провел руками по потертой зеленой коже.

Витинари был прав, разрази его гром. Почтамт сделал его осмотрительным и осторожным. Закончились испытания, закончился задор.