После долгой паузы Мокрист осмелился спросить:
— Да?
— А вы не согласны? Здесь их больше, чем во всем городе.
— Правда? — Мокрист нервно оглянулся по сторонам. — Э, сюда приходят в какое-то определенное время?
— Как правило, в часы работы банка, но мы пускаем группы и по особой договоренности.
— Знаешь, — сказал Мокрист, — мне кажется, я где-то утратил нить беседы.
Бент взмахом обвел потолки.
— Я говорю об этих изумительных сводах, — сказал он. — Слово образовано от «совокупность» и «скопление».
— А! Да? Ясно! — сказал Мокрист. — Не удивлюсь, если немногие об этом знают.
И тогда Мокрист увидел мерцающего под сводами Хлюпера.
Глава 3
Мокрист видел стеклодувов за работой и изумлялся их мастерству, как может изумляться только человек, мастерски владеющий лишь словом. Возможно, здесь потрудились именно такие мастера. Заодно со своими Злыми Двойниками из гипотетического параллельного мира — стеклодувами, продавшими души своему плавкому богу за талант выдувать из стекла спирали, и хитроумные перекрещивающиеся бутыли, и фигуры, которые казались совсем близко и в то же время так далеко. Жидкость бурлила, плескалась и — да — хлюпала в стеклянных трубах. В воздухе пахло солью.
Бент подтолкнул Мокриста, указал на несуразную деревянную вешалку и молча протянул ему длинный желтый клеенчатый плащ и такую же непромокаемую шляпу. Сам он уже успел облачиться в этот костюм и, словно по волшебству, добыл где-то зонтик.
— Это — «платежный баланс», — объяснил он, когда Мокрист натянул плащ. — И он никогда не сходится.
Где-то послышался грохот, и на них дождем полилась вода.
— Что я говорил? — добавил Бент.
— Что оно делает? — спросил Мокрист.
Бент закатил глаза.
— Черти знают, боги догадываются, — сказал он. — Хьюберт, — позвал он громче. — У нас гости!
Плеск стал ближе, и из-за угла стеклянного сооружения показалась фигура.
Справедливо или нет, но Хьюберт — одно из тех имен, к которым всегда мысленно подрисовываешь картинку. Хьюберты могут быть высокими, могут быть худыми — Мокрист ни на чем не настаивал, но этот Хьюберт выглядел как самый настоящий Хьюберт, то есть был упитанным коротышкой. У него были рыжие волосы — необычная, по опыту Мокриста, черта для стандартной модели Хьюберта. Густая шевелюра топорщилась у него на голове, как щетина на кисточке. На высоте пяти дюймов от черепа они были обрезаны при помощи садовых ножниц и ватерпаса. На эту голову можно было поставить чашку с блюдцем.
— Гости? — нервно переспросил Хьюберт. — Чудно! К нам сюда нечасто заглядывают! — На Хьюберте был длинный белый халат, и из нагрудного кармана торчали карандаши.
— Неужели? — протянул Мокрист.
— Хьюберт, знакомься, господин фон Губвиг, — сказал Бент. — Он здесь для того… чтобы узнать о нас побольше.
— Мокрист, — сказал Мокрист и выступил вперед с протянутой рукой и лучшей своей улыбкой.
— Ой, мои извинения, нужно было повесить плащи ближе к двери, — запричитал Хьюберт. Он осмотрел руку Мокриста, как некий любопытный прибор, и осторожно пожал ее.
— Ты застал нас не в лучшей форме, господин фон Губвиг, — сказал он.
— Неужели? — спросил Мокрист, продолжая улыбаться. Он все гадал,
— Господин фон Губвиг у нас главный почтмейстер, Хьюберт, — объяснил Бент.
— О, вот как. Я в последнее время редко выхожу из подвала, — сказал Хьюберт.
— Неужели? — повторил Мокрист, улыбаясь уже несколько натянуто.
— Да, мы ведь так близки к идеалу, — сказал Хьюберт. — Я уверен, что еще чуть-чуть и…
— Господин Хьюберт полагает, что сей… аппарат — сродни хрустальному шару, который показывает будущее, — пояснил Бент, закатывая глаза.
—
— С удовольствием, — воскликнул он. — Но что конкретно это за аппарат?
Слишком поздно он заметил знаки. Хьюберт вцепился в лацканы своего халата, словно обращаясь к аудитории, и весь раздулся от нетерпения начать разговор или по крайней мере монолог, полагая, что это одно и то же.