Делай деньги!

— Они очень тесно взаимосвязаны с происходящим, господин фон Губка, — ответил Хьюберт с обиженным видом. — Взаимосвязи играют критическую роль. Знаешь ли ты — и это научный факт, — что в период национального кризиса всегда задираются подолы?

— То есть?.. — начал Мокрист, понятия не имея, как закончить этот вопрос.

— Женские платья становятся короче, — объяснил Хьюберт.

— И это вызывает национальный кризис? Серьезно? Это насколько же короче они становятся?

Господин Бент гулко откашлялся.

— Кажется, нам пора идти, господин фон Губвиг. Если вы увидели все, что хотели, то вы наверняка торопитесь, — сказал он с еле заметным ударением на последнем слове.

— Что? Ах… да, — спохватился Мокрист. — Пожалуй, пора мне идти. Что ж, спасибо, Хьюберт, было очень познавательно и правдоподобно.

— Я только никак не могу избавиться от утечек, — проговорил коротышка с подавленным видом. — Готов поклясться, что в каждом колене все абсолютно водонепроницаемо, но к концу эксперимента воды вечно меньше, чем в начале.

— Ну, конечно же, Хьюберт. — Мокрист похлопал его по плечу. — А все потому, что ты близок к идеалу!

— Правда? — спросил Хьюберт с распахнутыми глазами.

— Конечно. Каждый знает, что в конце месяца всегда остается меньше денег, чем должно оставаться. Это общеизвестный факт!

Лицо Хьюберта озарилось лучами счастья. «А Тилли была права, — подумал Мокрист. — Я лажу с людьми».

— Теперь наглядно подтвержденный и Хлюпером! — выдохнул Хьюберт. — Я сделаю это темой своей диссертации.

— Или просто темой для разговора с коллегами, — сказал Мокрист, дружески пожимая ему руку. — Ну что, господин Бент, найдем в себе силы удалиться!

Когда они поднимались по главной лестнице, Мокрист спросил:

— Кем приходится Хьюберт нынешнему председателю?

— Племянником, — ответил Бент. — Но как вы…

— Люблю наблюдать за людьми, — ответил Мокрист, улыбаясь себе под нос. — Ну и рыжие волосы, конечно. Зачем госпоже Шик два арбалета на столе?

— Семейные реликвии, сэр, — соврал Бент. Это была преднамеренная, вопиющая ложь, и Бент нарочно ее не скрывал. Семейные реликвии, как же. И она спит в кабинете. Да, она инвалид, но инвалиды-то сидят дома.

«Она не собирается покидать эти стены. Она начеку. И далеко не каждого пустит к себе на порог».

— Какое твое любимое занятие, господин Бент?

— Я выполняю свою работу с усердием и вниманием, сэр.

— Да, но что ты делаешь по вечерам?

— Перепроверяю итоги дня у себя в кабинете, сэр. Подсчеты меня… успокаивают.

— Ты в них так силен?

— Лучше, чем вы можете себе представить, сэр.

— Тогда, если я буду откладывать девяносто три доллара сорок семь пенсов в год в течение семи лет под два с четвертью процента — процент сложный — сколько…

— Восемьсот пятьдесят три доллара тринадцать пенсов при ежегодном пересчете, сэр, — невозмутимо ответил Бент.

«Да, и дважды ты называл точное время, даже не взглянув на часы, — подумал Мокрист. — Ты и впрямь силен в математике. Нечеловечески силен…»

— Отпуск?

— Прошлым летом я ходил в туристический поход по крупнейшим банковским домам Убервальда, сэр. Было очень познавательно.

— Это, наверно, заняло не одну неделю. Я рад, что ты нашел в себе силы оторваться от работы.

— О, было нетрудно, сэр. Госпожа Драпс, наш старший бухгалтер, каждый день, когда закрывался банк, посылала закодированные клики с итогами прошедшего дня в те места, где я останавливался. Я успевал ознакомиться с ними за вечерним штруделем и направлял ей свой ответ с указаниями и предписаниями.

— Госпожа Драпс хороший работник?

— Весьма. Она исполняет свои обязанности аккуратно и расторопно.

Он умолк. Они остановились наверху лестницы. Бент повернулся к Мокристу и посмотрел на него в упор:

— Я проработал здесь всю свою жизнь, господин фон Губвиг. Остерегайтесь семейства Шиков. Госпожа Шик — замечательная женщина, лучшая из них. Остальные… привыкли получать то, что хотят.

Старый род, старые деньги. Такая семья. Мокрист услышал далекий зов вроде песни жаворонка. Этот звук дразнил его каждый раз, когда, например, на улице он видел растерянного приезжего с картой в руках, который так и напрашивался, чтобы его избавили от его же денег в какой-нибудь услужливой и неотслеживаемой манере.

— Они опасны? — спросил Мокрист.

Бента застала врасплох его прямолинейность.

— Они не привыкли к разочарованиям, сэр. Они пытались признать госпожу Шик невменяемой.

— Неужели? — сказал Мокрист. — По сравлению с кем?

…Ветер продувал городок Великий Кочан, который любил величать себя «Зеленым сердцем Равнин».