Делай деньги!

…и он полетел! Вот оно! Это было лучше, чем висеть на какой-нибудь старой стене! Взгляните на лицо Космо! Взгляните на Криббинса! Они так хорошо все продумали, а оно ушло у них из-под носа. Они все были у Мокриста в руках — и он летел!

Кривс замешкался.

— Мошенник — в смысле…

— В смысле аферист. Временами фальсификатор. Честно говоря, сам я предпочитаю считать себя шарлатаном.

Мокрист увидел, как Космо и Криббинс обменялись взглядами, и внутренне возликовал. Нет, не это должно было произойти, да? И теперь вам придется бежать со всех ног, чтобы не отстать…

У господина Кривса с этим явно возникли трудности.

— Чтобы внести ясность: ты зарабатывал на жизнь нарушением закона?

— Преимущественно я оборачивал людскую жадность себе на пользу, господин Кривс. Я бы сказал, в этом был образовательный элемент.

Господин Кривс оторопело покачал головой, вытряхнув уховертку, что характерно, из уха.

— Образовательный? — переспросил он.

— Да. Многие открыли для себя, что никто не продает кольца с бриллиантами за десятую часть их реальной стоимости.

— И потом ты занял один из самых почетных государственных постов в городе? — спросил господин Кривс сквозь смех в зале. Это было такое облегчение. Все слишком долго задерживали дыхание.

— Мне пришлось. Если бы я отказался, меня бы повесили, — ответил Мокрист и добавил: — Снова.

Господин Кривс в растерянности посмотрел на Витинари:

— Мне продолжать, милорд?

— О да, — ответил Витинари. — До последнего вздоха, господин Кривс.

— Э… тебя вешали прежде? — спросил Кривс у Мокриста.

— Было дело. Не хотелось бы превращать это в привычку.

Зрители снова засмеялись.

Господин Кривс повернулся к Витинари, который едва заметно улыбался.

— Это правда, милорд?

— Правда, — спокойно подтвердил Витинари. — Господин фон Губвиг был повешен в прошлом году под именем Альберта Стеклярса, но оказалось, что у него исключительно крепкая шея. Это было обнаружено, когда его положили в гроб. Тебе, может быть, знаком, господин Кривс, древний постулат: quia ego sic dico. Если человек выжил после повешения, возможно, боги избрали его для иных дел, которые остались несделанными. И поскольку судьба благоволила ему, я принял решение освободить его условно-досрочно и дал ему задание восстановить Почтамт. Это дело уже унесло жизни четырех моих сотрудников. Если он преуспеет — замечательно. Если потерпит неудачу — город сэкономит на лишнем повешении. Это была жестокая шутка, которая, имею удовольствие сказать, обернулась ко всеобщему благу. Думаю, все присутствующие согласятся, что Почтамт сегодня стал истинной жемчужиной нашего города. И горбатого можно отмыть добела!

Господин Кривс машинально покивал, опомнился, сел и принялся рыться в своих записях. Он потерял строчку.

— И теперь мы подходим, э, к вопросу с банком.

— Госпожа Шик, дама, с которой многие из нас имели честь быть знакомы, недавно призналась мне в том, что она умирает, — сказал лорд Витинари тут же. — Она спросила у меня совета о будущем банка, поскольку прямые ее наследники были, цитирую, «такими грязными хорьками, что и врагу не пожелаешь»…

Все законники Шиков числом тридцать один встали с мест и разом заговорили, навлекая на своих клиентов общий счет суммой AM$119.28.

Господин Кривс сверкнул на них взглядом.

Господин Кривс, что бы о нем ни говорили, не внушал уважения представителям анк-морпоркского сословия законников. Он внушал страх. Смерть не отразилась на его энциклопедических знаниях, хитроумии, умении подминать аргументы под себя и свирепости взгляда. «Не нужно мне сегодня перечить», — говорил законникам этот взгляд. «Не перечьте мне, потому что я с вас шкуры сдеру и позвоночник вырву. Помните талмуды в кожаных переплетах, которые вы держите на полках в ваших кабинетах, чтобы производить впечатление на клиентов? Я все их читал и половину из них — написал. Не шутите со мной. Я в скверном настроении».

Один за другим они сели[16].

— Позвольте, я продолжу, — сказал Витинари. — Мне известно, что госпожа Шик позднее беседовала с господином фон Губвигом и сочла его превосходной кандидатурой на руководящий пост, в лучших традициях семейства Шиков, и идеальным опекуном для ее собаки, Шалопая, который в силу обычаев банка стал его председателем.

Не спеша Космо поднялся на ноги и вышел в центр зала.

— Категорически протестую против намеков, что этот проходимец — в лучших традициях моей… — начал он.

Господин Кривс вскочил с места, точно его вытолкнуло пружиной. Но Мокрист был еще быстрее.

— Протестую! — воскликнул он.

— Да как ты смеешь протестовать, — процедил Космо, — когда ты сам признался в том, что ты подлый преступник?

— Мой протест относится к утверждению лорда Витинари, будто я имею какое-то отношение к славным традициям семейства Шиков, — сказал Мокрист, глядя прямо в зеленые глаза, из которых, казалось, текли зеленые слезы. — Я, например, никогда не был пиратом и работорговцем…

Масса законников поднялась с мест.

Господин Кривс сверкнул глазами. Масса села.

— Они этого не скрывают, — сказал Мокрист. — Все записано в официальных архивах банка!