Дефект

Было еще кое-что. Хотя с момента отмены рабства прошло уже достаточно времени, он каждый раз, как впервые, ощущал, что это его собственная, родная планета, и никто, никто не может забрать все эти природные ресурсы или ограничить пользование ими.

Лайи в последнее время был занят, как никогда. Поскольку теперь, из-за необходимости передачи навыков и опыта, их народу приходилось постоянно взаимодействовать с имперцами, его инициативой было создание международного языка, одинаково удобного для произношения обеим сторонам. Задача была нелегкая.

– И охота тебе? – спрашивал Эйи, в это время с головой ушедший в организацию армии. – Все равно спустя время они отсюда свалят, и общаться на международном будет не с кем.

– Хм-м, интересно, – Лайи хитро на него посмотрел, – а на каком языке будешь говорить ты?

Эйи покраснел.

– Или молчать будешь, как рыба?

– Знаешь, после того выступления с тобой в качестве переводчика я, пожалуй, и правда буду молчать, как рыба…

– А мне кажется, я был прекрасен, – Лайи сделал игриво-озадаченное лицо.

– Ты-то да… – вздохнул Эйи. – Ладно, понял. Не ною.

Немного погодя он спросил:

– Ну и как ты собираешься это сделать?

– Как и все остальное – буду много общаться со специалистами из Империи. К тому же, мне всегда была интересна эта тема!

– А есть вообще что-то, что тебе не интересно?..

– Да. Вспоминать прошлое на каждом шагу.

– Ты хочешь меня в этом обвинить? – Эйи невольно сжал кулаки.

– Да нет, нет. Правда не хочу, – Лайи грустно посмотрел в пол.

Каждый раз после таких упоминаний Эйи испытывал подобие отчаяния. Разве он виноват, что имперцы теперь не просто мозолят ему глаза – они буквально в них бросаются, вызывая такой прилив агрессии, что не было уже у Эйи такого состояния, когда бы успокоительный напиток Лайи полностью выходил из крови.

Пожалуй, он был единственным, кто, идя по главной площади, не испытывал радостного волнения при виде строящейся скульптуры, символизирующей дружбу народов. Как бы это ни было эстетически завораживающе на чертежах, он не мог восхищаться идеей, которую ненавидел. Разумеется, невозможно было не понимать, что знания имперцев нужны им на данном этапе. Именно поэтому Эйи терпел изо всех сил. Однако что-то ему подсказывало, что на этом все вряд ли закончится…

Еще более угнетающим был тот факт, что его чувств никто не разделял. Даже Лайи – он сочувствовал, он помогал, как мог, но не понимал. С другой стороны, Эйи было даже страшновато представить, что могло бы случиться, если б единомышленники нашлись…

С момента окончания процесса над имперцами он ни разу не видел Ее во сне. Это был еще один подавляющий фактор. Привыкнув, что всю жизнь его направляют, сейчас он ощущал смятение. Как долго Эйи ни молился бессонными ночами, как ни призывал хоть немного облегчить ненависть – бесполезно.

И однажды он решился на довольно масштабный шаг в попытке как-то привлечь внимание. Впрочем, дело было не только в этом. Во-первых, он осознавал, что, по сути, никак не отблагодарил Ее за то, что все это время Она вела его и всех к освобождению. Во-вторых, о Ее существовании теперь знали многие. В общем, Эйи решил построить храм в Ее честь.

Поскольку его отношение к этой идее было крайне трепетным, он сам взялся за то, чтобы сделать хотя бы примерные чертежи. Не имея никаких навыков, он работал в паре с одним из лучших имперских архитекторов на тот момент. Хорошо еще, тот был крайне вежлив и доброжелателен…

Снаружи храм, традиционно, должен был быть полностью белым. Внутри же свет, проходящий сквозь витражи, должен был окрашивать стены, преимущественно в синий цвет – с почти постоянной солнечной погодой это не представило бы трудностей. Никаких искусственных источников освещения не предполагалось. А у стены, которая была бы параллельна входящему в храм, на небольшом возвышении, планировалось возвести огромную статую, изображающую Ее. К ней вело бы несколько ступеней.

А вот по поводу материала, из которого должна была быть сделана скульптура, Эйи еще думал.

Как-то они с имперским архитектором – его звали Рэтт – сидели за небольшим столиком, обсуждая некоторые детали чертежей. Это, пожалуй, был первый имперец, который не вливал в себя кветт при первом удобном моменте; он же хлестал какой-то травяной напиток, видимо, изобретенный самостоятельно.

– Знаете, – начал Эйи, – я все ломаю голову, из чего должна быть выточена статуя. Сначала думал – может, из драгоценных камней? Но потом как-то засомневался –  это все-таки имперский стиль…

– Дело даже не совсем в этом, – улыбнулся Рэтт, научившийся игнорировать то и дело вылезающие замечания, касающиеся разницы в этнической принадлежности. – Понимаете, если Вы собираетесь внутри делать храм полностью из местного белого камня, то скульптура из более яркой породы будет сильно выпадать из общей картины.

– Кажется, это как раз то, что я попытался Вам сказать, – прищурился Эйи.

– Немного не то, – снова улыбнулся Рэтт, – я говорю об эстетической несочетаемости.

– Естественно, оно эстетически не сочетается! – фыркнул Эйи.