Дед Мавр

Пантелеймон Кондратьевич, по-моему, не без умысла подробно рассказал о том, что в общих чертах нам было уже известно: о начавшемся строительстве промышленных гигантов — автомобильного, тракторного, шарикоподшипникового и мотовелозаводов, каких не только в столице, но и на всей территории довоенной республики никогда не существовало. Разве не честь для писателя внести свой вклад в адресованную потомкам летопись о том, как советский народ-победитель, едва закончив тяжелейшую в истории человечества войну, совершает и обязательно совершит не менее героический трудовой подвиг?

Но было в его выступлении и такое, чего ни один из нас не мог хотя бы предполагать: удивительно впечатляющий, выпукло-зримый для воображения рассказ о предстоящей прокладке новых широких городских магистралей, об одетых в гранит берегах Свислочи, о прекрасных площадях, зеленых улицах и парках, благоустроенных школах, кинотеатрах, больницах, больших, в восемь, десять и выше этажей корпусах жилых домов, общежитий и учебных заведений.

— Так будет,— в заключение сказал секретарь Центрального Комитета.— Скоро вы все это увидите собственными глазами.

Скоро… Не через многие десятилетия, как недавно думалось нам с Иваном Михайловичем, а всего лишь через восемь — двенадцать лет…

— Кто увидит, а кто и нет,— с ноткою сожаления вырвалось у Деда, когда мы с ним возвращались домой. У меня тревожно дрогнуло сердце: почему он это сказал? А Мавр, по моему молчанию догадавшись о шевельнувшейся тревоге, поспешил успокоить: — Не думай, я не о смерти. Я, брат, о том, что старою скрывать от домашних: о своей слепоте.

— О какой слепоте?

— Катаракта: на оба глаза надвигается, проклятая. Через десяток лет ослепну совсем. К самому, как обещал Пономаренко, расцвету Минска.— И, словно спохватившись, строго предупредил: — Не проболтайся. Не хочу раньше времени никого огорчать.

А мне все еще не верилось. Идет, как обычно, спокойно опирается на узловатую трость из какого-то заморского дерева, привычно старается не столкнуться со встречными зеваками, заранее замечает малейшую выбоину на тротуаре и уверенно перешагивает через нее.

— Ты что же, сам вынес это заключение? — спросил я, продолжая надеяться на возможную ошибку.

Но Дед отрицательно покачал головой:

— Не сам. Ходил на прием к Татьяне Васильевне Бирич. Она и предупредила: остановить развитие катаракты современная медицина бессильна. Созреет, тогда операция: или — или…

Татьяна Васильевна Бирич, ученица и последовательница известного одесского окулиста профессора Филатова… Стало быть, ошибки нет…

Другой на месте Ивана Михайловича, наверняка пал бы духом, замкнулся перед надвигающейся бедой, как улитка в раковине. А он? Ни в малейшей степени, ни на день, ни на минуту!

Закончил переделывать «Полесские робинзоны», и сразу за новую работу, автобиографическую повесть «Путь из тьмы». Начало этой повести отдельным изданием вышло в 1948 году, прочитав его, я узнал, какое тяжелое, без искорки настоящей радости детство выпало на долю моего старшего друга.

Родился 11 мая 1883 года в Либаве, в семье рабочего-столяра. После смерти отца пятилетним мальчиком вместе с матерью отправился в ее родную деревню в бывшей Ковенской губернии. Там — постоянное, изо дня в день, недоедание почти на грани голода, бесконечные мыкания матери в поисках заработка по дальним родвенникам и по чужим людям. Куда уж хуже, если полстакана какао, случайно перепавшего со стола привередливого «панича», запомнилось на всю долгую жизнь, если губная гармошка стоимостью в пятнадцать копеек была для сироты и его матери неосуществимой мечтой! Но лелеяла мать еще одну мечту, главную, не меркнущую ни перед какими невзгодами: сын должен учиться. И когда Янка подрос, вдове столяра посчастливилось устроить его в Ковенское ремесленное училище.

Учитель истории и географии Иван Михайлович

Федоров - Янка Мавр. 1926 г.

Янка Мавр. 1969 г.

Янка Мавр с пограничниками Бреста. 1963 г.

Янка Мавр на встрече с пионерами. 1964 г.

Михась Климкович, Янка мавр и Якуб Колас в Королищевичах -

Доме творчества белорусских писателей. 1950 г.

Янка Мавр за работой. 1968 г.

Янка Мавр с сыновьями Федором (слева) и Арсением (справа). 1946 г.

Янка Мавр среди писателей г. Гродно. Слева направо:

Сергей Дудиков, Михаил Василек, Янка Мавр, Петро Черных, А. Киркевич, Михась

Дубровский. 1950 г.

Шуточная автоэпитафия Янки Мавра на бюсте работы

скульптора Заира Азгура.