Дед Мавр

— У тебя все правильно, ни к одной фразе придраться не могу. Но прочитал твои переводы Якимович, и… не обидишься на него?

— Начал, так и выкладывай до конца.

— «Нет,— говорит,— это не Мавр, а Миронов». И правильно: у каждого из нас свой стиль, своя манера письма, свои языковые особенности и оттенки… Любая из моих фраз под твоим пером звучит чуть-чуть по-иному: доподлинно заменить друг друга в прозе никому не дано. Поэтому чем больше человек знает языков, тем обширнее его словарный запас: ищи, выбирай из него единственно определяющие суть и смысл слова для переводимого тобою текста.

Что ж, Дед был прав: не каждому дана способность быть полиглотом. Так что нечего и обижаться на не очень-то приятную правду…

Невольное это хронологическое отступление, экскурс в будущее понадобился мне только для того, чтобы впредь не касаться моих переводов произведений Мавра. А тогда, после приезда в Минск, мы с Дедом не единожды бродили по улицам родного города, превращенного оккупантами в страшное нагромождение все еще не убранных и не расчищенных руин и развалин. Горы битого кирпича и щебня… Задымленные пожарами остовы слепоглазых мертвых зданий… Вон там была наша «Червяковка»… Тут Дом писателей… Наискосок от него, через улицу, довоенная редакция «Звязды»…

На всей центральной городской магистрали, Советской улице, чудом уцелело с десяток, не больше, многоэтажных кирпичных домов. Да, поистине чудом: накануне бегства гитлеровцы начинили взрывчаткой и Дом правительства, и Дом Красной Армии, и некоторые еще сохранившиеся жилые дома. Постарались, нелюди, с немецкой пунктуальностью выполнить людоедское предписание своего бесноватого «фюрера» о превращении всей белорусской земли, всех ее городов и населенных пунктов в мертвую зону выжженной пустыни. И если бы не стремительное и все сметающее, как ураган, наступление наших войск, тупоумное арийское послушание сработало бы безотказно.

Смотрели на то, что осталось от города, и оба не замечали, как высказываем свою горечь и боль вслух:

— Сколько же лет понадобится для того, чтобы расчистить, убрать, вывезти за городскую черту, на свалку, весь этот битый кирпич, заросший непроходимым бурьяном щебень, искореженные огнем пожаров и взрывами авиационных бомб металлические балки междуэтажных перекрытий?

— Сколько десятилетий, чтобы не восстановить, а совершенно заново построить белорусскую столицу?

Там, где можно было, восстановительное работы уже вели. В Театре оперы и балета… В разрушенном крыле Дома Советской Армии… В Академии наук… Во Дворце пионеров… В некоторых наиболее сохранившихся многоэтажных жилых домах… В корпусах заводов имени Кирова и имени Ворошилова…

Начинались и новостройки.

Но подавляющее большинство минчан, а их с каждым днем становилось все больше,— почти девяносто процентов населения города жило в подвалах, в землянках, в наскоро сколоченных дощатых бараках и армейского образца брезентовых палатках.

Первая встреча писателей с секретарем Центрального Комитета Коммунистической партии Белоруссии Пантелеймоном Кондратьевичем Пономаренко состоялась в Доме партийного просвещения, нынешнем здании республиканского отделения Всесоюзного театрального общества, без разрушений пережившем гитлеровское нашествие.

Мы с Янкой Мавром пришли пораньше и заняли места во втором ряду стульев, поближе к президиуму, чтобы не пропустить ни слова. Участников встречи предупредили заранее: разговор будет идти о задачах сельского хозяйства, о разрушенной и разграбленной оккупантами промышленности, о жилье для трудящихся столицы и, конечно, о том, какую помощь могут и обязаны оказать литераторы во всей этой неохватно-грандиозной работе. Расспрашивать секретаря ЦК мы могли о чем угодно, чтобы каждый решил выбрать тот участок, где он сумеет принести наибольшую пользу своим пропагандистским и публицистическим пером. Писать придется о воинах и партизанах, ставших строителями, не взирая на лица, бичевать руководителей организаций и учреждений, не умеющих точно и оперативно работать, ярко и образно показывать передовиков новостроек, таких, как каменщики Булахов и Громов, по которым следует равняться всем.

В общем, для большинства из нас дело знакомое.

Однако первые же фразы Пантелеймона Кондратьевича буквально ошеломили.

— Прежний Минск восстанавливаться не будет,— сказал он.— Мы должны построить и построим новый город. Вся страна, все республики Советского Союза щедро, по-братски помогают нам в этом. Через восемь — двенадцать лет вы сами увидите, что на всей территории столицы не останется ни одного следа минувшей войны. К тому времени Минск превратится в один из красивейших и благоустроенных городов.