– Только если ты хочешь мне рассказать, – говорит он.
– Хочу.
И я все выкладываю своему другу.
И друг слушает.
С начала второго семестра прошло три недели, а мы с Люси до сих пор так и не поговорили. Первые несколько дней дались особенно тяжело. Очутившись в невыносимой тишине комнаты, я почувствовала себя… одинокой. Хотя стараюсь расширять круг знакомств и заводить новых друзей. Вместе с Брэдом мы посещаем занятия по сторителлингу и написанию коротких сценариев, а еще работаем над совместным проектом. Мы пару раз встречались в библиотеке и вдвоем написали сценарий анимационной короткометражки. В основу легла забавная теория Реми о собаках и о том, почему они обнюхивают друг друга. Реми позвонила во время нашего первого мозгового штурма. Я собиралась отправить звонок сестры на голосовую почту, однако Брэд изъявил желание поговорить. Поэтому я включила Реми на громкую связь и слушала, пока они сочиняли безумную историю, которую мы затем превратили в сценарий. И теперь мы с Брэдом вроде как друзья – или, по крайней мере, близкие соседи.
Что до других моих занятий… Я посещаю еще один спецкурс – «Введение в изобразительное искусство» – и два общеобразовательных: «Основы литературы» и «Введение в этику». Не буду врать тебе, читатель: они пресные и не такие веселые, как написание сценариев. Однако я делаю все возможное, внимаю и учусь.
Еще я стараюсь правильно питаться. Овощи все так же омерзительны, от капусты меня просто воротит, зато я ни разу – подчеркиваю: ни разу – не притронулась к сухим завтракам за последние три недели. Сначала я думала, что умру без сахара. Но оказалось, что, если питаешься здоровой пищей, вроде как меньше чувствуешь себя слизнем. По четвергам мои занятия заканчиваются к двум часам дня, поэтому у меня вошло в привычку устраиваться в столовой после обеда и заниматься до ужина.
Именно там я сейчас нахожусь – в толстовке с капюшоном и наушниках, забилась в угол кабинки, лицом к окну, и работаю над статьей для курса по основам литературы. Краем глаза замечаю, как на стол опускается поднос. На нем – тарелка картофельного супа с капустой и небольшая порция салата. Я знаю, кто так ест. Снимаю наушники, поворачиваюсь и вижу у своего закутка Люси. В руках у нее второй поднос с едой.
– Можно мне присесть? – вежливо спрашивает она.
– Конечно, – отвечаю я.
Люси садится напротив и пододвигает ко мне второй поднос. На нем вафля с шоколадной крошкой и миска с Froot Loops. Я на грани того, чтобы зареветь прямо сейчас, но сдерживаюсь: слезы еще понадобятся для предстоящего разговора. Люси тянется к супу и начинает есть, а я вгрызаюсь в вафлю.
– Не припомню, чтобы ты ела настоящую еду на ужин, – говорит Люси между глотками.
– Кому нужна настоящая еда, если сухие завтраки доступны круглосуточно? И все же, я съела приготовленную на пару брокколи примерно четыре часа назад, – говорю я осторожно, будто ступая по скользкому льду. Мы подруги? Или нет? Мы соседки по комнате? Она все еще ненавидит меня? Каждый удар сердца – как удар молота. Несколько минут мы едим в тишине. Когда тарелки пустеют, Люси поднимает на меня глаза.
– Я говорила с Роуз, – произносит она и делает паузу, переводя дух. Видно, что ей не по себе. Словно Люси тоже хочет притвориться, что прошлого никогда не было. – Она рассказала мне правду о случившемся между тобой и Кентоном.
– О, – только и могу вымолвить я. Жар поднимается к моим щекам, к горлу подкатывает камень, и меня захлестывает очередная волна стыда. Я не в силах смотреть Люси в глаза, поэтому тянусь за салфеткой и начинаю кромсать ее на мелкие кусочки. – Выходит, ты знаешь?
– Да. Ужасно жаль, что он так поступил с тобой.
– Нужно было сообщить тебе сразу…
– Да уж. Я провела все каникулы, обвиняя тебя в нашем с Кентоном разрыве. Я так злилась, Эллиот. И ненавидела тебя.
Сердце падает в низ живота. Правда больно жалит.
– Ты поэтому не вернулась в общежитие?..
– Нет, – говорит Люси, ее голос смягчается. Я поднимаю глаза. – Я позвонила Роуз за день до начала семестра, чтобы сообщить, что закончу год вне кампуса. Тогда она и рассказала мне правду.
– Подожди, если ты все время знала, почему не возвращалась?
– Потому что у меня разбито сердце! – восклицает Люси. На нас оглядываются, но ее это не волнует. – Я отдала Кентону все, Эллиот. Все! Кентон, которого я знала, никогда не сделал бы ничего подобного.
– Дело не в тебе, Люси. Никто такого не предвидел.
– Может быть, я совсем его не знала, – вздыхает она. – Я снова и снова задаю себе одни и те же вопросы. Как он мог? Почему так поступил?..
Я опять принимаюсь рвать салфетку.
– Я тоже много думала об этом. Знаю, моей вины в случившемся нет, ведь я отказала ему. Но не могу отделаться от мысли, что, возможно, все-таки виновата я.
– Ты о чем? – спрашивает Люси.
– Тем вечером он сказал одну вещь, которую я не могу выбросить из головы… Он был уверен, что я соглашусь переспать с ним из-за моего проекта. Наверное, я просто никогда не задумывалась, что люди могут превратно понять меня, особенно в таком месте, как Эмерсон.
Люси качает головой.