Дебютантка

– Да, но не то, о чем ты растрепал всему колледжу. Люси прочитала твой пост и теперь отказывается со мной разговаривать. Она до сих пор не вернулась в общежитие, так как поверила твоим словам.

Мы выходим из лифта, и я сворачиваю направо, в свою комнату. Мика останавливает меня.

– Знаю. И пытаюсь это исправить и извиниться, – говорит он.

Я поворачиваюсь на пятках и смотрю ему прямо в лицо.

– Выпытывая у меня историю, которую не заслужил права знать?!

Двое наших соседей по этажу проходят мимо, бросают на нас косые взгляды и перешептываются. Не желая устраивать перепалку с Микой в коридоре, я понижаю голос:

– Сейчас не время об этом говорить. У меня занятие.

– Я правда хочу, чтобы все было как прежде, Эллиот. – На лице у Мики написано отчаяние. – Можно зайти к тебе сегодня после ужина?

Я смотрю на часы: если не потороплюсь – опоздаю.

– Хорошо, до вечера.

* * *

Следующие четыре часа я сижу в лекционном зале и пытаюсь не отвлекаться на предстоящий разговор с Микой. Мне требуется вся моя умственная энергия, чтобы въехать в доклад[71]: два двухчасовых монолога по истории медиаискусств и принципам социологии – это вам не шутка. Поэтому, вернувшись к себе, я вырубаюсь и целиком пропускаю ужин. Просыпаюсь, только когда слышу, как кто-то пинает мою дверь. Я сползаю с кровати и открываю. В коридоре стоит Мика, одетый в короткий шелковый халат, с двумя кружками кофе в руках. Он сует одну мне и входит в комнату.

– Милый халатик, – замечаю я, пока Мика устраивается на свободной кровати Люси, а я – на своей.

– Спасибо, он из коллекции Джейн Фонда, – говорит он, и мы погружаемся в восхитительно неловкое молчание, которое я так ненавижу. Мика вначале скрещивает ноги, затем вытягивает их. По крайней мере, не одна я ощущаю себя не в своей тарелке.

– Ну и как ты себе это представляешь? – спрашивает он, нарушая молчание.

– Что именно?

– Для начала можем поболтать на нейтральную тему и через несколько часов наконец доберемся до истинной причины, которая привела меня сюда. Или пропустим прелюдию и сразу перейдем к главному.

– Я за второй вариант. Давай ближе к делу, – отвечаю я. – Выкладывай, зачем пришел.

– Хочу снова стать твоим другом.

Я наваливаюсь на стену и скрещиваю ноги перед собой. Смотрю вниз на завитки сливок в кофейной кружке.

– Не знаю, Мика… Вопрос в том, могу ли я тебе доверять?

– Конечно, ведь я твой должник, – отвечает он, а затем делает паузу, собираясь с мыслями. – И еще я бросаю писать отчет.

Стоп. Вот так поворот… Я поднимаю глаза на Мику. Он продолжает:

– На следующий день после того, как я приехал домой на каникулы, отец затащил меня к себе в кабинет. Я думал, он как обычно заведет свою пластинку: «Почему ты не такой, как твой брат?» – но он подошел к столу и достал копию моей статьи из The Daily Beacon – про кризис платного образования в Америке. Помнишь, ты распечатала ее и отправила ему по почте перед зимними каникулами? Эллиот, он хотел сказать, что очень гордится моей работой…

Мика откидывает голову и принимается обмахивать глаза.

– Вот уж не ожидала, что у тебя есть чувства, – шучу я. А ведь и правда, эта сторона Мики до сих пор оставалась для меня неизвестной.

– Заткнись и дай мне закончить, – любезно просит он, тянется за салфеткой на столе Люси и вытирает глаза, а потом продолжает: – Эллиот, отец никогда – ни разу – не говорил мне, что гордится. Он особенно злился на меня с тех пор, как я решил поступить в Эмерсон вместо Университета Южной Калифорнии – вслед за ним, мамой и братом. Поэтому, когда отец сказал, что гордится моей статьей, я впервые за долгое-долгое время почувствовал внимание и поддержку.

– Это реально круто, Мика. И все-таки при чем здесь я и твое желание бросить отчет?

– При том, что я твой должник. После разговора с отцом я все каникулы думал о том, с каким удовольствием работал над статьей. И что мой отчет изжил себя. То есть, конечно, мне нравится писать обо всех наших делишках, и в глубине души я всегда буду любить сплетни. Но отчет уже не приносит мне удовольствия, как раньше, да и в учебе не помогает, в отличие от статьи про студенческие кредиты.

Я допиваю остатки кофе и отставляю кружку в сторону.

– Вот чего я не понимаю: если ты закрываешь отчет, почему все еще хочешь вытянуть из меня подробности того вечера? Откуда мне знать, что ты не передумаешь на следующей неделе и не напишешь об этом?

Лицо Мики омрачается.

– Когда Роуз сказала, что я конкретно промахнулся насчет тебя и Кентона, мне стало тошно. Не хочу быть таким журналистом и таким другом. Знаю, что говорю путано и издалека, но я так пытаюсь извиниться. Сожалею о том, что написал о тебе. И еще больше, что расстроил вашу с Люси дружбу.

Он умолкает и делает глубокий вдох. Одной рукой обхватывает себя за живот, на другую кладет голову. Никогда раньше не видела его таким несчастным… Возвращаясь с каникул, я поклялась найти возможность простить Мику. Если не сейчас, то когда?

Я встаю, делаю три шага, залезаю на кровать Люси и устраиваюсь рядом со своим другом.

– Хочешь знать, что произошло тем вечером? – тихо спрашиваю я его.