Дажьбог - прародитель славян

Сам описанный мотив спасения в ковчеге единственной человеческой пары и вторичного рождения человечества генетически родственен с шумерским и библейским преданиями и свидетельствует, скорее всего, о ближневосточном влиянии на греческую мифологию. Хоть имена этой единственной оставшейся в живых человеческой пары в греческой мифологии и не соответствуют общеиндоевропейскому обозначению близнецов, однако и они, несмотря на свой поздний характер, содержат в себе указание на также весьма архаичные представления о возникновении человечества. К позднейшим напластованиям относится и указание на то, что они приходились друг другу не родными, а двоюродными братом и сестрой, являющееся уступкой новым моральным ценностям. Судя по тому, что, как сообщает Аполлодор, сыном Девкалиона и Пирры был Эллин, ставший родоначальником всех греческих племен, изначально и в этом мифе речь шла о первой паре на Земле, ставшей изначальными прародителями всего человечества.

Приведенные факты однозначно свидетельствуют о существовании у индоевропейцев еще в период нераспавшегося единства мифа о происхождении всего человеческого рода, т. е. их самих, в результате брака между братом и сестрой, в самом имени которых подчас содержалось указание на то, что они являются близнецами. Является ли этот миф отголоском реального кровосмесительного союза, либо, как предполагали Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Иванов, он отражал прототип освященного законом бракосочетания между кросс-кузенами, не так в данном случае и важно. По мнению современных исследователей, произошедший в мифическом времени кровосмесительный союз богов или первопредков вообще нельзя трактовать как инцест, т. е. нарушение установленных и санкционированных обществом брачных норм. Поскольку само существование богов или, как в рассмотренных выше примерах, человеческого рода зависит от брака единственной пары на земле, то подобный инцест оказывается «непреступным» и, более того, даже сакральным, являясь в ряде случаев образцом для повторения[266]. Необходимо обратить внимание и на то, что в значительной части рассмотренных выше примеров первый человек Яма, Йима, Пирр оказывается одновременно и первым правителем; к царской семье или семье вождя относится миф об инцесте в хеттской и осетинской традициях. О типологической распространенности подобного мотива свидетельствуют инцестуальные браки у египетских фараонов и правителей инков, т. е. представителей неиндоевропейских народов, у которых подобный кровосмесительный союз также носил сакральный характер и был призван подчеркивать священный характер правящей династии. О подсознательных корнях данного явления на примере алхимической символики писал К. Г. Юнг: «В то же время вмешательство Святого Духа приоткрывает скрытое значение инцеста — хоть между братом и сестрой, хоть между матерью и сыном — как отталкивающий символ unio mystica (мистического единения). Хоть брачный союз близких кровных родственников везде табуируется, он остается прерогативой царей (свидетельство тому — инцестуальные браки фараонов и т. п.). Инцест символизирует воссоединение со своей собственной сущностью, он означает индивидуацию или становление самости, а последняя столь жизненно важна, он обладает жутковатой зачаровывающей силой — вероятно, не столько как грубая реальность, сколько как психический процесс, контролируемый бессознательным: факт, хорошо известный всякому, кто знаком с психопатологией. Именно по этой причине, а вовсе не из-за отдельных случаев человеческого инцеста считалось, что первые боги производили потомство в инцесте. Инцест — попросту соединение подобного с подобным, представляющее собой следующую стадию в развитии первобытной идеи самооплодотворения»[267].

Кроме мифа об инцесте с этим сыном Вивасвата неразрывно оказывается связан и другой миф, крайне важный для ведийского сознания, а именно миф о смерти. О роли Ямы как первого смертного, проложившего путь в загробный мир для других людей, один из гимнов РВ говорит так:

Того, кто удалился по великим отлогим склонам,
Разглядел путь для многих,
Сына Вивасвата, собирателя людей,
Яму-царя почти жертвой!
Яма первым нашел для нас выход —
Это пастбище назад не отобрать.
Куда (некогда) прошли наши древние отцы,
Туда (все) рожденные (последуют) по своим путям.

(РВ X 14, 1–2)

Сам загробный мир описывается риши от лица мальчика, тоскующего по своему умершему отцу, следующим образом:

«Под деревом с прекрасными листьями,
Где пьет с богами Яма,
Там наш отец, глава рода,
Озирается в поисках древних».

(РВХ, 135, 1)