Давай притворимся, что этого не было

Я попыталась было кивнуть в знак согласия, но теперь все упомянутые им вещи застряли у меня в голове, и я безуспешно пыталась думать о чем-нибудь другом. И ничего другого на ум не приходило.

К счастью, на вечеринке было очень шумно, а поскольку дело происходило в Техасе, постольку большинство гостей уже были пьяны и очень разговорчивы, так что я могла только бездумно улыбаться и кивать в знак согласия в ответ на все, что говорили другие. Мы с Виктором уселись рядом с довольно большой группой его коллег. По правде говоря, было бы весьма непросто вставить слово в разговор, главным участником которого был человек, одетый Джоном Маккейном (я вам клянусь). Он разразился тирадой о том, что Обама собирается забрать у нас все наше оружие («Да где он его хранить-то будет?» – думала я), и я увидела панику в глазах Виктора, который заметил, как я напряглась, и принялся безмолвно умолять меня не встревать. Я прикусила язык и выдавила из себя улыбку. На лице Виктора отразилось явное облегчение, и он сделал глубокий вдох, а я улыбнулась и закатила глаза – мол, а ты-то все сомневаешься! – но ряженый Маккейн, видимо, заметил, что мы обменялись взглядами, – он фыркнул и, подозрительно нахмурив бровь, спросил:

– А это что? Неужели в наши ряды затесался сердобольный либерал?

Вот тут-то все вокруг и поплыло, – ведь меня настоятельно попросили не говорить о политике! – так что я замерла и принялась мысленно подбирать уместный ответ, который помог бы мне сменить тему разговора. Когда тишина стала невыносимой, я выпалила, пожалуй, самую неуместную фразу, которая когда-либо звучала на вечеринках:

– Как-то раз меня пырнул ножом в лицо серийный убийца.

Самым ужасным было то, что я умудрилась произнести эти неуместные слова совершенно серьезным и невозмутимым голосом. Словно людей постоянно бьют ножом в лицо. А еще знаете что? Я не имею ни малейшего понятия, почему я это сказала. Тогда Виктор посмотрел на меня с таким выражением, как будто у него инсульт, и цвет его лица начал меняться. Стиснув челюсть, он выдавил из себя:

– Ха-ха-ха, дорогая! А какое отношение это имеет ко всему? – и я знала, что это он пытается дать мне возможность соскочить, ну или просто хочет таким образом от меня отстраниться. Наверное, мне следовало просто списать все на выпивку, но вместо этого я решила попытаться спасти ситуацию, объяснив, что псевдо-Маккейн упомянул про огнестрельное оружие, и это напомнило мне про ножи, и вот тогда я вспомнила, как меня пырнул ножом в лицо серийный убийца, – но после этих объяснений ситуация стала еще более странной, и люди вокруг начали бросать в мою сторону неловкие взгляды и издавать нервные смешки. Тогда Виктор принялся сверлить меня взглядом, а я все продолжала самооборону, потому что Я ТУТ ПЫТАЮСЬ ПОМОЧЬ. Раз уж на то пошло, Виктор должен был сердиться на Маккейна, а не на меня, потому что во всем этом, по сути, он был виноват. В смысле, на парня в костюме, а не на бывшего кандидата в президенты Джона Маккейна. Его там даже и не было. Я не очень хорошо понимаю, почему мне нужно это уточнять.

Наконец Виктор прочистил горло и попытался поменять тему разговора, но пути назад уже не было: сначала люди принимаются задавать вопросы, потом замечают тоненький шрам у тебя на лице, и вот уже у тебя нет другого выбора, кроме как рассказать историю про серийного убийцу. Готова поспорить, что прямо сейчас вы думаете: «Неужели ее и правда пырнул ножом в лицо серийный убийца?» И не пытайтесь даже этого отрицать, потому что вы только что об этом прочитали, так что вы просто должны об этом думать. Так устроены книги. А еще знаете что? Велоцирапторы. Ха! Теперь вы думаете о велоцирапторах. Крутотень. Наверное, именно поэтому Стивен Кинг написал так много книг.

Ваш разум теперь в моей полной власти.