Дар берегини

Когда все это началось, Свен с десятком гридей сидел под дощатым навесом на краю торга, в теньке, и попивал медовуху с Хочутой, княжеским мытником, пока подручные Хочуты расхаживали вдоль возов, проверяя, не торгует ли кто утаенным от мытника товаром. Вдруг Свен насторожился: ему послышался из толпы женский крик. Знаком предложил Хочуте помолчать, он прислушался. На другом краю торга возникла суета, побежали оттуда бабы, волоча детей и коз на веревках.

Над торгом пролетел верещащий черный петух.

– Йо-отуново семя! – Свен вытаращил глаза. – Хочута, глянь! Белому свету никак конец настает!

– Эт бывает, – заметил Хочута. – Я уж не раз видал.

– А ну давай, братие! – Свен отставил ковш и поднялся.

Гриди, сидевшие и лежавшие на земле, подскочили и стали спешно разбирать щиты и дубинки – на торгу не использовалось более опасное оружие, чем дубье или древко копья.

– Бегом! – Свен, даже обрадовавшись случаю размяться, взмахнул сулицей.

– Свеня! – навстречу им выбежал из толпы один из гридей, Гримкель. Под глазом у него наливалась свежая красная опухоль. – Там такое! Весняки раздрались! Так пробирает! Остервенели все! Разнимай живей, а то весь торг разнесут к шишам!

– И тебе прилетело? Паробки, они уже наших бьют! Вот я им сейчас задам!

Когда Свен с отроками пробился через толпу к нужному месту, здесь уже кипел и катался плотный ком из тел в грязных и драных рубахах. Визжала на своем возу Шумятина жена, с ней соперничала свинья, зажатая у бочек жита. Летал туда-сюда ошалелый петух; иные драчуны, затянутые в свалку, и хотели бы выбраться, да не могли. Под ногами скользили рассыпанные из туеса соленые рыжики.

– Клином! – рявкнул Свен. – За мной!

Гриди выстроились клином и двинулись вперед; сам Свен, выставив щит, шел во главе, будто корабль бурные воды разрезая смятенную толпу и угощая всех подряд ударами суличного древка. Гриди, двумя крыльями следуя за ним, щитами и дубинками опрокидывали и расшвыривали буянов. Там, где они прошли, никто уже не дрался – все лежали, испуская вопли и стоны.

Вот клин добрался до сердцевины битвы. Держаку как раз перед этим вдарили горшком по голове и он упал; Бьёрн же стоял, как утес, о который разбивались мутные волны драки. С размаху Свен врезался прямо в него, опрокинул и прошелся по нему, но уперся в воз – идти дальше было некуда.

Опустив щит, Свен обернулся. Позади него площадка выглядела сжатым полем – драчуны лежали, как снопы, на ногах не осталось почти никого. Только Легота и Шумята, вцепившиеся друг в друга, так и застыли у воза – казалось, только смерть их разлучит. Каждый из двоих, едва помня себя, в исступлении не желал выпустить противника живым, хотя и сделать ничего не мог.

Свен отдал щит кому-то из гридей и прошел к этим двоим. Посмотрел в их безумные лица.

– Эй, дайте воды! – крикнул он, перекрывая стоны и жалобы.

Но нигде рядом не было колодца, до реки далеко. Хочута, подошедший поглядеть на забаву, взглянул на воз у себя за спиной, куда драка не докатилась. На возу стоял бочонок с сывороткой, и он кивнул на него гридям.

Бочонок поднесли Свену; не разбирая, что там внутри, он поднял его своими мощными руками и опрокинул над головами двоих безумцев.

С кряхтеньем они отшатнулись друг от друга. Сыворотка текла по лицам, волосам, по одежде, капала с бород. Гриди тут же подхватили обоих и оттащили подальше друг от друга; остановились, держа за плечи, чтобы не кинулись снова.

Сверху донесся хриплый клекот.

– Да чтоб тебя разорвало, клятая тварь! – рявкнул Свен, глядя, как над головами проносится ошалелый черный петух с рыжими перьями в хвосте.

⁂

Каждый день, когда в Киеве что-то происходило и случался наплыв народу из весей, Ельга волновалась. А вдруг непорядок какой – ведь больше нельзя послать к отцу за помощью… Вдруг выдастся такое дело, что не сумеют разобрать старцы – знатоки обычаев и законов? Каждый четверг пятеро киевских старейшин приходили на Святую гору, садились под Перуновым дубом, и там каждый, кому требовался суд, мог обратиться к ним. В сложном случае старцев созывали двенадцать. При князе Ельге право суда принадлежало ему, и назначенный им человек из дружины возглавлял собрания у Перунова дуба: старцы приводили подходящие к случаю обычаи, а княжий муж изрекал приговор. Бывали случаи, когда в толковании законов старцы не сходились или тяжущиеся оставались недовольны: тогда решение выносил сам князь, и оно уже было окончательным.

Заслышав гомон за воротами, Ельга послала служанку узнать – что случилось? Та убежала и сразу же вернулась, дико хохоча и зажимая себе рот.

– Ой… там… – давилась она, не в силах говорить. – Свен… му… муж…