Дар берегини

– Да где… где Макошью положено. Ношу я дитя, и дитя это мужа моего, ему, значит, надлежит получить все, что он трудом своим нажил. И я ни белки не уступлю!

– Кто у тебя послухи, что ты носишь дитя? – Ельга еще раз осмотрела стан Воибуды, но та, хоть и была довольно полна, беременной не выглядела.

– Есть у меня послух! – Догадливая молодуха позаботилась о поддержке заранее. – Дымничка, мать моя, ступай сюда!

Из толпы у площадки вылезла баба Дымница – известная повивальная бабка, ходившая к тем роженицам, у кого не было матери либо свекрови. Звали ее в сложных случаях, и пользовалась она доброй славой – ни у кого, как говорили, так мало не умирало рожениц и младенцев, как у нее.

– Ты можешь подтвердить, что сия жена в тягости?

– Могу, госпожа, – Дымница поклонилась. – Хоть не пристало о таком на людях речь вести, но коли будут богини милостивы, после Карачуна принесет она дитя.

– Вот, богини в послухи! – Воибуда приосанилась и снова затараторила: – И чаду моему все мужнее имущество надлежит! Муж мой трудился, рук не покладая, ни единого лета дома не пробыл, все за морями, куда князь пошлет, туда он и поедет. Все добро, что в доме, он накопил, трудами своими, пока это увалень скамью просиживал! А теперь я половину ему отдай! Не отдам! Пусть ту половину берет, что им отец оставил, да там было два хромых куренка и две сорочки ношеных! Все, чем ныне дом наш славен, и утварью, и хлебом, и скотом – все Хельвушка мой накопил, все сам, своими трудами…

«Половину ему отдай»? Похоже, Годолб уже предлагал ей поделить имущество пополам. О доле третьего брата они, кажется, забыли. Но молодайка зря не согласилась…

– Спроси, было ли оценено имущество, когда умер отец? – наклонившись за спиной Вячемира, шепнул Ельге Славигость.

У нее мелькала смутная мысль об этом, но трудно было сообразить под непрерывный стрекот. Благодарно кивнув, Ельга повторила вопрос.

Ей не сразу ответили, и по озадаченному лицу Годолба было ясно: нет.

– Да уж где там было… – забормотал он. – Как отец умер, я уж обезножел, а брат за морем был, без него ж нельзя, а там мы с ним решили, что будем единым домом жить, как отец заповедал, не разделяясь… И мне, безногому, как было без брата, да и ему на кого было без меня дом покидать…

– Вы могли не разделять добро отцово, но оценить его было нужно, – заметил Вячемир. – Позвали бы людей сведущих, чтобы сказали, сколько у вас добра да сколько на каждого приходиться. А теперь сами себе вы яму выкопали.

– Пусть, пусть он скажет, что от отцова добра в доме осталось! – злорадно вставила Воибуда. – Два куренка было, да и тех давно съели, две сорочки было ношеных, да и те давно на ветошь пошли!

– Да я каждое зерно! – возмущенный Годолб погрозил ей кулаком. – Каждое зерно сберегал! Ничего бы брат не нажил, кабы не я! Весь бы дом у холопов на руках прахом пошел! Да и с тобой не лучше! Ты ж, как вползла к нам в дом, всякую весну ныла: купи тебе в греках узорочья, да паволок, да овоща сладкого! Половину своей доли он на паволоки твои изводил! Вон, добрая жена в печали, а ты побрякушками греческими красуешься! Тебе бы только на торгу перед бабами хвалиться! Кабы не мой пригляд – и куренка бы не осталось! Все бы ты пробренчала!

Ельга, слушая их одним ухом, постаралась разложить в голове все, что выяснила. С двенадцати лет отец брал ее с собой на пиры, на свадьбы, на жертвоприношения; в двенадцать лет она уже знала, каким должен быть брачный договор знатной женщины и чем отличаются ее права от прав младших жен-хотий. Нередко она слушала, как отец в гриднице обсуждал с ближниками те или иные тяжбы, и знала, у кого какие права. И выходило, что если откинуть шелуху побочных обстоятельств, не меняющих главного, то дело вполне ясное.

– Слушайте мой приговор! – она подняла руку, и родичи стали унимать бранящихся деверя с невесткой. Ельга подождала, пока они замолчат, потом продолжала: – Имущество братьев не было разделено, поэтому хозяин ему – глава дома. И тому, что осталось от отца, и тому, что они нажили вместе. Глава дома – старший брат, то есть Годолб. Ему надлежит владеть всем, чем они владели вдвоем с братом. Ему же надлежит наделить доброй долей младшего из братьев, если тот захочет жить своим домом, когда найдет себе жену.

– А я как же, а чадо мое… – возмущенно начала Воибуда.