Дар берегини

Имя Хельва Ельга слышала не впервые. Этот человек, киевский варяг, был одним из доверенных людей старого князя и много лет возил в Царьград княжеские товары, обменивал там меха, мед и челядь на дорогие ткани, роскошные одежды, вино, серебро и золото. С месяц назад прошел слух, что он умер, но Ельга не обратила на это внимания – без отца не было походов с товарами в Царьград, торговые люди не требовались. И вот оказалось, что с тех пор оставшиеся в живых родичи Хельва так и не сумели поделить его наследство.

– У него брат есть, Гудольв, Годолб по-здешнему, – подтвердил Асмунд, когда Ельга позвала к себе в избу старших варягов для совета. Асмунд, человек общительный, знал, кажется, всех киевских варягов, их дома и семьи. – Их сначала у нас двое было братьев, да, Фарлов?

– Я их помню молодыми, – подтвердил тот, – сам учил их работать копьем и топором. Гудольв был хороший воин, но ему не повезло – его ранили в спину, помню, на Суле, и с тех пор он не ходит, у него отнялись ноги.

– Да, потому они и живут вместе, Гудольв и Хельв. То есть жили…

Оставался только один день, но этого Ельге хватило, чтобы подумать. Если она сумеет убедить бояр в своей мудрости, как уже убедила дружину в своей удаче, то разделит отцовский стол со Свеном. Свен был именно такой вождь, который мог спасти землю Полянскую в противостоянии с древлянами, ему не хватало только права на признание. Сестра, от рождения носившая имя Поляницы, могла дать ему это право от имени всей земли. Но сначала доказать, что сама она любима и наставляема богами.

День выдался ясный – богам сверху будет хорошо видно происходящее. В полдень Ельга, сопровождаемая варягами, верхом на белом коне проехала по тропе к вершине Святой горы. С давних времен здесь находилось святилище Перуна, основанное возле могучего дуба. Говорили, что дуб этот старше самого Киева, что будто бы сам Кий однажды, охотясь, отстал от своих спутников и прилег отдохнуть под деревом. Во сне услышал он голос, повелевший ему основать город на этом месте и обещавший городу процветание и славу по всему свету белому. Послушавшись, Кий основал город, назвав его своим именем, а у дуба устроил святилище Перуна. И с тех пор дуб ничуть не изменился.

Ельга еще в детстве удивлялась: как мог Кий охотиться здесь, когда до его прихода на этих кручах уже сидел полянин Щек со своим родом, выходец из земли Деревской, а сестра его Улыба уже жила в святилище на Девич-горе? Но мать объяснила ей: каждое предание верно, и не нужно их сравнивать. В том мире, где боги ткут и куют судьбы, правдиво каждое из них. Ельга поняла ее, и с тех пор каждое сказание было для нее еще одной струей в могучей реке божественного бытия, и разность их только делала поток богаче и красивее.

Святилище было обнесенно стеной из дубовых срубов, уже несколько обветшавшей. Перед ним раскинулся большой жальник, сотни разбросанных гнездами холмов и холмиков. В летний день, одетые пышной травой с пестрыми цветами, они имели приветливый и даже веселый вид. Меж гнездами могил вились тропинки – весной и осенью, в сроки поминания мертвых, внуки приходят к дедам с угощением.

Ближе всех к святилищу находились два наиболее высоких холма – могилы Ольведы и самого Ельга. Каждый был увенчан бдыном – высоким столбом, ветер колебал длинные концы повязанных на бдыны поминальных рушников. Сама Ельга их и повязала; дважды в год их обновляли. Проехав меж этими двумя могилами, Ельга через мир мертвых вступила в мир богов – все в том же белом одеянии, в блеске золота, с золоченой чашей как знаком своей священной власти.

Снаружи у ворот святилища собралась толпа. Ельга приветственно махала рукой, проезжая, и люди отвечали ей радостными криками. Видимо, слух о предстоящем уже разнесся по городу. Войдя вслед за Фарловом и Ольгером в ворота, Ельга поняла, почему люди стоят снаружи – это те, кому не хватило места внутри. Все киевское боярство, что вчера сидело в гриднице, сегодня было уже здесь: бородатые старейшины в длинных насовах стояли плотным рядом вокруг площадки под Перуновым дубов, а за их спинами теснились люди попроще, варяги и прочие кияне.

У корней древнего дерева стояла короткая скамья для князя – ее вынесли из обчины, где она хранилась в те дни, когда не было суда, – торцом к ней две скамьи для старцев. На каждой помещалось не более шести человек, так чтобы общее количество судей равнялось двенадцати, и ни одного свободного места не осталось. Вячемир, Доброст, Гостыня, Славигость и другие уже сидели в ряд, но встали, когда Ельга с чашей в руках прошла мимо них к княжескому сидению.

Что касается войны, то обычаи славян и варягов отличались: на Севере конунг был вождем дружины, у славян водить полки доверяли избранному воеводе. Но творить суд было древнейшей обязанностью вождя по всем берегам Варяжского моря. Ельга, дитя двух народов, мысленно призывала на помощь предков с обеих сторон: ей предстояло сделать то, что последние три десятка лет делал ее отец.