Дао подорожника

Взвесив все «за» и «против», я всё-таки залез в обратный самолёт абсолютно трезвым. Радостный голос командира корабля сообщил, что в Питере пурга.

Первый час я выдержал. Рядом сидела старушка лет восьмидесяти. Очень весёленькая, благо ей уже всё равно, и даже наверное забавно умереть в воздухе. От неё я как-то подзарядился оптимизмом. Сидел и спокойно размышлял о том, может ли при авиакатастрофе сохраниться флэш-карточка в моем любимом карманном компьютере «Псион», который сделали хитрые англичане, не чистящие ружья кирпичом. Если в воду упадём, не сгорит. Но с другой стороны, намокнет… А если в снег? Пожалуй, да, лучше в снег. Там как раз пурга.

Вдруг проходит мимо какая-то девица и идёт вперед, аккурат к кокпиту. А я как раз в начале салона сижу. Девица проходит в этот тамбур, который перед кабиной пилотской, и начинает биться в стены, прямо как взбесившийся перфоратор. Неожиданно перед ней распахивается дверь, и она вваливается прямо к пилотам – вижу синее небо у них за лобовым стеклом.

«Ой, – говорит девица, – а где у вас туалет?»

«Вы ошиблись этажом, хе-хе!», – говорят веселые пилоты «Аэрофлота». По-моему, они уже поддали.

Весь мой оптимизм как рукой сняло. Вспомнилась англичанка. И даже стало ясно, почему террористами становятся именно арабы. У них же пить нельзя! А трезвый человек в таком самолёте – это кранты. Я просто чувствую, как ко мне подкрадывается это желание: вскочить в пилотскую дверь, которая прямо передо мной хлопает на ветру, схватить пилота за шею и закричать: «Хватит махать крыльями, мудило! Садись уже!»

Но разум все-таки не оставил меня, подсказав одно упражнение. В общем-то ничего особенного. Берёшь картинку, которая крутится у тебя в голове. Например, картинку падающего самолёта. И мысленно заливаешь её черной тушью. Стараешься добиться полной темноты в сознании. Оно, естественно, не сдается и подсовывает тебе какую-то другую картинку. Или просто мысль. Как правило, по ассоциации с предыдущей. А ты и её заливаешь полной темнотой. И так далее.

Примерно через четверть часа я надрочился гнать цепочку образов с огромной скоростью. При этом обалденно активизировалась память: вспоминал имена случайных знакомых многолетней давности, какие-то сценки из глубокого детства – в общем, всё то, что человек вспоминает обычно перед смертью. Иногда цепочки застопоривались, когда отдельные образы пытались зависнуть в сознании надолго (тот же падающий самолёт возвращался ещё дважды). Но я просто начинал в таких случаях новую цепочку.

В конце концов увеличение скорости кадров привело к состоянию управляемого сна. Сюрреалистический фильм собственной памяти. Чётко осознаю при этом, что сижу в кресле. Удивительно, до каких широт расширяется сознание в экстремальных ситуациях.

Но перед самой посадкой страх всё-таки догнал меня. В очередной раз призывая темноту, я с ужасом обнаружил, что гаснет весь свет в салоне. За окном что-то вспыхивает, самолёт ныряет вниз, и в салоне тут же начинают звонить три мобильных телефона. Какой-то ребёнок позади меня весело орёт:

«Мама, это наш город там внизу? Ух ты, как он быстро приближается!»

Я изо всех сил вцепляюсь в подлокотники. И сразу как-то так отвлечённо, стайкою наискосок, пролетает мысль: даже если мы падаем, я ещё успею задушить тех уродов, которые не отключили мобильники. И этого маленького мудака позади. Да и маму его, пожалуй, тоже – чтоб не возила таких невоспитанных детей в таком тонком транспорте, как самолёт, где любая неправильная мысль может повлиять на работу приборов. Не говоря уже о звонках мобил. Не говоря уже о террористах, которые могут так же легко зайти в кокпит, как и в туалет. На следующий день в Нью-Йорке упал ещё один самолет, кстати.

У многих наверняка возникнет вопрос – а почему бы тебе не обратиться со своей фобией к какому-нибудь, мягко говоря, специалисту? Беда в том, что все встречавшиеся мне психотерапевты были сами гораздо больше похожи на людей с проблемами, чем на врачей. Может, мне просто не везло. Хотя подозреваю, что всё гораздо хуже. Есть у меня такая дурная способность: быстро докапываться до дыр в человеческой психике, до этих маленьких незатянутых узелков, за которые дёрнешь – и сразу начинает распускаться весь тёплый свитер. А у психотерапевтов за такими узелками обычно скрывается нечто даже более дырявое, чем у обычных людей.

Та же фигня и с религиозными деятелями. Хоть ты тресни, но вот не встретил я пока человека, который верил бы так хорошо, что мне тоже захотелось бы поверить. То есть я даже согласен, что наш мир живёт по законам некой динамической гармонии, и что падения отдельных самолетов приводят к созданию новых, ещё более надежных самолетов, и в целом добро торжествует. Однако эти идеи ничуть не успокаивают, когда я представляю, как этот железный гандон на сто человек перестает стоять по ветру и расплющивается об землю вместе со мной внутри.