Даниил Андреев

Всеволод Левенок с июня прошлого года стал заведовать Трубчевским краеведческим музеем. Наступившим летом он со страстью любителя, получившего профессиональный статус, занимался археологическими разысканиями. Обследовал «Холм», или, как еще называли это урочище на Неруссе, – «Осетинскую Дачу». У Жеренских озер обнаружил стоянки мезолита-неолита. Раскапывал курганы под Трубчевском – в Кветуни. Во всех этих местах Андреев не раз бывал. Но Всеволод Протасьевич настолько был занят разоренным музейным хозяйством и археологическими предприятиями, что виделись они редко. А в августе Левенок уехал на раскопки стоянки Елисеевичи и вернулся только в сентябре. Но их встречи оставили след. Герой вскоре начатого романа «Странники ночи» – Саша Горбов – археолог, и в одной из глав рассказано, как он возвращается из экспедиции, работавшей рядом с Трубчевском. И деревня Кветунь на высоко взметнувшемся правобережье Десны, таящем остатки древнего городища, манила его не только распростертыми лесными далями. Как говорят ученые, сюда, где, может быть, поначалу и располагался древний Трубецк, православная вера пришла еще до Крещения Руси. Рядом теснились бесчисленные курганы Литовских могил и Жаденовой горы, высился старинный Чолнский Спасский монастырь, от коего до нас дошли одни развалины. Андреев же еще застал соборный храм Рождества Христова, колокол которого слышали даже в Трубчевске.

Здесь на полянах – только аисты,
И только цаплями изучен
Густой камыш речных излучин
У ветхого монастыря;
Там, на откосы поднимаясь, ты
Не обоймешь страну очами,
С ее бескрайними лесами,
Чей дух господствует, творя, —

это строфа «Русских октав» о Кветуни, куда он поднимался от старицы Десенки крутыми откосами. С высокого берега, помеченного меловыми выходами, виделось далеко. Синелись луга, изрезанные непостоянством Десны, оставлявшей зарастающие осокой и лозняком старицы, подергивались голубой дымкой чащи.

Кветунь угадывается в уцелевшем отрывке «Странников ночи». В нем Саша Горбов вспоминает похожие места: «Открылась широкая пойма большой реки, овеянная духом какого-то особенного раздолья, влекущего и таинственного, где плоты медленно плывут вдоль меловых круч, увенчанных ветряными мельницами, белыми церквами и старыми кладбищами. За ними – волнообразные поля, где ветер плещется над золотой рожью, а древние курганы, поросшие полынью и серой лебедой, хранят заветы старинной воли, как богатырские надгробия. С этих курганов видны за речной поймой необозримые леса, синие, как даль океана, и по этим лесам струятся маленькие, безвестные, хрустально-чистые реки и дремлют озера, куда с давних пор прилетают лебеди и где он встречал нередко следы медведей…»

Судя по всему, Трубчевск в «Странниках ночи» занимал не меньшее место, чем в жизни автора. В этом же году написан цикл или поэма «Лесная кровь». По словам вдовы поэта, ни истории, описанной в ней, ни ее героини в действительности не было. «Героиня возникла из переживания автором романтики Брянских лесов, а внешность ее Д. А. взял у жены своего друга, очаровательной, сероглазой, русокосой женщины, очень органично связывающейся с природой. Она об этом не знала и очень удивилась, когда я рассказала ей это на лагерных нарах (и она, и муж ее были тоже взяты по нашему делу). Позже, в тюрьме, дорабатывая поэму, Д. А. усложнил образ героини некоторыми моими чертами – так он сказал»²⁷¹.

Но, судя по уцелевшим ранним вариантам «Лесной крови», восстановленный и дописанный в 1950-м, цикл не стал иным. «Сероглазой» и «русокосой» была Елена Лисицына, жена Белоусова. И хотя нельзя не верить утверждениям Аллы Александровны, что героиня «Лесной крови» выдумана, как и героиня «индийской поэмы», но в своих лесных путешествиях он мог, пусть и мельком, увидеть дочь лесника с «невыразимыми глазами». И те черты, которыми он ее наделил, были не выдуманными, а увиденными, и характер ее – тот женский характер, который он почувствовал в Галине Русаковой и, может быть, в Евгении Левенок.

Недалеко от лесного урочища Дивичоры, на Лучанском кордоне, действительно жила семья лесника. Люди запомнили редкую красоту лесниковой дочери и то, что в тесной хате находили ночлег прохожие и проезжие. Перед войной лесник умер, жена и дочь перебрались в Кветунь, дом, от которого тропа спускалась к Десне, опустел. На Дивичорах Даниил бывал и вряд ли минул этот кордон. Однажды он рассказал жене, как в очередной раз твердо решив бросить курить, уехал в трубчевскую «глушь, в домик лесника, – не взяв с собой курева. Он решил, что так отвыкнет, но измучился и не написал ни строчки. А когда, возвращаясь, наконец попал на полустанок, с которого надо было садиться в московский поезд, первое, что сделал, – купил папиросы и закурил»²⁷². Так что дом лесника не выдумка.