ОТВЕТ: Это мои наброски к поэме “Германцы”, которые я написал в 1942 году, и еще несколько стихотворений.
ВОПРОС: Эти произведения тоже находились у Усовой?
ОТВЕТ: Нет. Эти произведения я оставлял в своей квартире.
ВОПРОС: Укажите, где находятся написанные вами антисоветские произведения?
ОТВЕТ: Этого я следствию не скажу.
ВОПРОС: Почему?
ОТВЕТ: Над романом “Странники ночи” я работал десять лет. Эта работа мне слишком дорога, и я не могу сознательно обрекать ее на уничтожение.
Другие мои антисоветские произведения спрятаны вместе с этим романом. Поэтому я не могу указать их местонахождение.
ВОПРОС: Значит, вы отказываетесь выдать свои антисоветские труды?
ОТВЕТ: Да, отказываюсь. Во всяком случае, сейчас я этого не скажу.
ВОПРОС: Следствие расценивает это как продолжение вашей борьбы против советской власти. Учтите это»441.
О романе всё уже знали, но, согласно методам дознания, подследственный должен с ужасом обнаружить, что от «органов» ничего скрыть нельзя, нужно сдаваться. Кроме того, Жуков задавал вопросы о сочинениях Коваленского, и задавал так, что стало ясно: о них знают в подробностях. Содержания поэм «Химеры» и «Корни века» не могли знать ни Стефанович, ни Хижнякова. Неужели Ш.?
Третий в этот день допрос начался в 22 часа 30 минут. Он закончился без четверти пять утра. Допрашивали два полковника – Иванов, сменивший утомленного Кулыгина, и Жуков. Опять шла речь о «произведениях антисоветского содержания». Вначале арестованного заставили их перечислить и указать место, где они хранятся, повторяя: «Учтите, что ваше запирательство бесполезно». Дать понять, что запирательство бесполезно, здесь умели.
И Андреев ответил:
«Я решил указать следствию место, где хранятся мои антисоветские произведения.
Они находятся в квартире, где я живу. При входе в квартиру имеется передняя, в которой находится лестница в семь ступеней. По бокам этой лестницы есть парапеты. С левой стороны парапет более широкий. На нем стоят вещи домашнего обихода. Если их убрать, то можно поднять доску, и тогда откроется углубление.
Именно в этом месте и хранятся все мои антисоветские произведения, за исключением тех, которые находятся в комнате»442.
3. Группа Даниила Андреева
Делом Андреева занимался отдел «Т». Следствием руководили начальник следственной части по особо важным делам генерал-майор Александр Георгиевич Леонов и полковник Владимир Иванович Комаров. Оба – проверенные люди Абакумова. Леонов, проучившись два класса в высшем начальном училище в Симферополе, главную школу прошел в «органах», начиная с ВЧК, где начал карьеру чуть ли не с пятнадцати лет сотрудником для поручений. Его заместитель Комаров, после семилетки окончивший школу ФЗУ, пришел в НКВД в 1938-м.
Вопросы о «произведениях антисоветского содержания» подводили к убедительному подтверждению обвинения, в сущности, сформулированного сразу. Намеченный лубянскими драматургами сюжет предопределил многомесячную работу над монологами признаний и диалогами допросов.
На допросы – таковы правила – из камер вызывали шепотом: «на А» – значит Андреева, «на В» – Василенко, никогда не называя фамилию полностью. По коридорам вели два надзирателя, и так, чтобы заключенные друг друга ни в коем случае не увидели. Если направлялись вниз по лестнице, а потом длинным, без дверей коридором к лифту – значит, в основное здание.
Допрашивали по отработанным методикам и почти всегда добивались, чего хотели. Видимо, к первым допросам относится угроза Леонова: «Вы еще не знаете, Андреев, специальным ножом мы из вас кишки вытянем. Букваль-но!»443
Требовались выразительные доказательства работы организованной группы вражеского подполья, того, что она не просто занималась антисоветчиной, распространяя собственные сочинения, а готовила террористический акт против главы советского правительства. Для обвинения в «агитации и пропаганде» материала хватало с избытком.
«Террористы», замышлявшие покушение на товарища Сталина, находились и при Ягоде, и при Ежове, и при Берии. «Органы» умели обнаруживать и уничтожать «террористические группировки». Найдя кандидатов на роль «террористов», следствие начинало с того, что очерчивало сюжет сценария и дописывало его на допросах, выбивая подробности, поощряя импровизации, требуя убедительных самооговоров. Типовые сценарии разнообразием не блистали. И хотя, как правило, писатели шли по статье «антисоветская агитация и пропаганда», обвинение в подготовке теракта на основании художественного текста чекисты практиковали давно. К любым, самым нелепым фантазиям на тему покушений и нападений относились с беспощадной серьезностью. То набросок сценария принимался за план нападения, то приключенческая повесть, но чаще – неосторожные речи.
А случай с романом «Странники ночи» оказался из ряда вон. В одной из глав его второй части «в деталях в стиле Достоевского описывалось покушение на Сталина, – замечал опытный политзэк Налимов. – Получив этот материал, органы ахнули – в их интерпретации это было не художественное произведение, а инструкция к действию»444.