– Такие тонкие… стены здесь такие тонкие. Все слышно. Я так испугалась… – Она заторопилась, подбирая из-под набора столиков блестящие черные обломки с белыми матовыми краями.
– Надеюсь, вам оно было не очень… – но осекся от собственной напрасности.
– Да нет, ничего. Вот, все собрала. – Она встала, держа осколки в горсти. – Услышала этот ужасный… и уронила.
– Они что-то разошлись. – Он попытался было рассмеяться, но под ее взглядом удушил смех в выдохе. – Миссис Ричардс, это шум, и все. Не надо так расстраиваться.
– Что они там
Вот-вот раскрошит керамику в ладонях.
– Парни, девчонки, просто переехали в квартиру на шестнадцатом. Ничего плохого вам не желают. Когда слышат, что творится здесь, тоже удивляются.
– Просто переехали? В каком смысле –
Он посмотрел, как ее лицо дернулось было в направлении страха и не добралось даже туда.
– Хотели, видимо, крышу над головой. Взяли и поселились.
–
– Ну, они… Мэм, никакой охраны больше нет, а в квартире никто не жил; они просто въехали. Вот как вы взяли и переехали на девятнадцатый.
– Мы не
Шкедт хвостом ходил за ней по оголенной кухне.
– А
– Уехали, как и все. – Шкедт по-прежнему шел за ней по пятам.
Она понесла дребезжащие осколки по бесковерному коридору.
– Я думаю, с ними случилось что-то ужасное. Я думаю, эти люди внизу сделали что-то ужасное. Почему Домоуправление не присылает новую охрану? – Она шагнула было в спальню Бобби, но передумала и направилась к Джун. – Тут ведь опасно, абсолютно, страшно опасно без охраны.
– Миссис Ричардс? – Он стоял в дверях, а она кружила по комнате, по-прежнему держа руки горстью. – Мэм? Вы что ищете?
– Куда выбросить, – она остановилась, – это. Но вы ведь уже всё отнесли наверх.
– Можно, вообще-то, на пол кинуть. – Он раздражался и смущался своего раздражения. – Вы же здесь больше не живете.
Повисла пауза, лицо миссис Ричардс сложилось в любопытную гримасу, а затем она сказала:
– Вы совсем не понимаете, как мы живем. А думаете, наверно, что прекрасно понимаете. Отнесу в мусоросжигатель.
Он шарахнулся с дороги, когда она выходила.
– Не люблю выходить в коридор. Мне там страшно…
– Давайте я вынесу, – крикнул он ей вслед.
– Да ничего. – Она покрутила ручку, не разнимая ладоней.
Когда за миссис Ричардс захлопнулась дверь, он зашипел сквозь зубы, а потом сходил и забрал с подоконника тетрадь. Оттуда выглянул голубой почтовый листок в рамке. Шкедт открыл тетрадь и посмотрел на эти ровненькие буквы. Выпятив подбородок, достал ручку и вставил запятую. Миссис Ричардс писала черной тушью; у него чернила были темно-синие.
В гостиной он несколько раз ткнул себе в карман. Вернулась миссис Ричардс – судя по лицу, довольная свершением. Ручка в карман не лезла.
– Миссис Ричардс, а вы знаете, что у вас в почтовом ящике до сих пор лежит письмо?
– Какое письмо?
– У вас авиапочта в почтовом ящике. Я сегодня утром опять видел.
– Все ящики сломаны.
– Ваш цел. И в нем письмо. Я вам про него говорил в первый день. А на следующий день сказал мистеру Ричардсу. У вас есть ключ от ящика?
– Конечно. Кто-нибудь спустится и заберет сегодня ближе к вечеру.
– Миссис Ричардс? – Что-то выплеснулось, но что-то подступало изнутри.
– Что, Шкедт?
Он по-прежнему выпячивал подбородок. Втянул воздух, и челюсти разжались.
– Вы очень приятная женщина. Вы очень стараетесь обходиться со мной любезно. И по-моему, очень жаль, что вы вечно так боитесь. Я тут ничем помочь не могу, но я бы хотел помочь.
Она нахмурилась; хмурость рассеялась.
– Вы, я думаю, не поверите, как вы
– Потому что я сюда прихожу?
– Да. И потому что вы… ну…
Она пожала плечами, но смысла он не уловил.
– Миссис Ричардс, я в жизни тоже многого боялся. Всякого такого, чего не понимал. Но нельзя же позволять им садиться вам на голову. Возьмите жизнь в свои руки. Надо…
– Я переезжаю! – Кивки энергично подчеркнули слова. – Мы переезжаем из семнадцатой Е в девятнадцатую А.
– …что-то в себе изменить.
Не глядя на Шкедта, она резко качнула головой: