Дальгрен

Я сидел, и задыхался, и улыбался (пот струился по пояснице), и наслаждался непреложным фактом раскрытия его личности, пока даже этот факт, как и надлежит всем непреложностям, не начал таять.

– Что?.. – Денни двинул рукой по моей ноге.

Ланья глянула на меня, двинула плечом по моему плечу.

Но я снова сел, любуясь этим таянием, ликуя и тупея от резких хлопков, что метрономом отмеряли дифференциалы перемены, – и наконец уверенности в фамилии Билла у меня осталось не больше, чем в своей. С одной лишь памятью знания и недоумением – что за механика минуты кряду позволяла верить в это знание, как в собственное бытие, – я сидел, вычисляя поломку механизма, виновную в том, что уверенность ушла.

Леди Дракон сапогом пнула еще один шлакоблок в стенке очага, повернулась и хрипло подключилась к спору, что разворачивался у нее за спиной.

– Знаете, – сказала Ланья, когда кто-то швырнул головню, что приземлилась на край жаровни горящим концом в траву, – этого места завтра уже не будет.

– Это ничего, – сказал Денни.

Ланья притиснулась ко мне крепче, подтянула коленки, чтобы обнять.

Вокруг нас бушевал танец. В помятой траве запутались цепи, простые и с бусинами. Почти все скорпионы вспыхнули, зажигательные…

* * *

за полдень поднялись к Тэку с бренди – я извинился, что одна бутылка вскрыта, – он очень удивился.

Вышел из хижины на крышу, почесывая грудь и подбородок, еще толком не проснувшись. Но сказал, что нам рад.

Денни взобрался на балюстраду и, раскинув руки, стал ходить по краю крыши. Ланья то и дело подбегала и говорила ему: «У-у!» – будто нарочно старалась, чтоб он упал. Меня смешило, но Тэк сказал, что, пожалуйста, не надо, там лететь восемь этажей, и у него от страха сводит живот.

Так что они вернулись в хижину.

Денни зашел внутрь:

– Вы на стенку гляньте!

Я думал, там Джордж, но на стене висело мое интервью из «Вестей», с праздника у Калкинза. Тэк прикнопил его прямо за дверью. Края пожелтели.

– Это, – сказал Тэк, – для вдохновения. Мне типа нравится. После всего радостно видеть в газете, что у тебя выходит еще одна книжка.

– Ага, – сказал я. – Ну да. Спасибо. – Говорить об этом не хотелось. И он уловил – посмотрел как-то косо. Но Тэк умеет понимать такие вещи.

Небо придвинулось к нам мятым свинцом. В нем еле виднелась первая опора моста – как единственное крыло некой смутной птицы, что вот-вот улетит куда угодно.

Тэк выдернул пробку из уже распечатанной бутылки.

– Ну, давайте. Вздрогнем. – Он сел на корточки под стенку. Мы сели рядом. Денни глотнул, вздрогнул всем лицом и потом лишь передавал бутылку от меня Ланье и обратно.

– Тэк, – сказал я, – вот объясни. – И я спросил его про пузыри в стаканах. – Я думал, это из-за давления в городском водопроводе. Например, оно падает, и поэтому пузыри начинаются выше?

– Я думаю, – отвечал Тэк бутылочному горлышку зеленого стекла, – скорее зависит от того, кто у вас моет посуду. Вот ты моешь стакан, да? Провозишь пальцем внутри, грязь стираешь, и остается такая тоненькая пленка. Но до дна палец не достает. Потом наливаешь в стакан воду, из нее выходит воздух, получаются пузыри. Но пузырям надо к чему-то лепиться. К неровностям стекла и к грязи прилепиться легче; выходит такая четкая линия…

– То есть что, – спросил я, – посудомой с каждым днем все меньше сует палец в стакан?