– И чего ты ей сказал? – спросил тот, что погрузнее, и снова отпил.
– «Ну а то, внутри сидит, – сказал я. – Куда ему деваться-то? Я только вышел, а до того видел его внутри, зуб даю. Если его там нету, я уж и не знаю, где он тогда». – Ружье наклонилось и выпрямилось. – А она убежала. Развернулась – и бегом. Вот так прямо взяла – и деру!
Третий был черный скорпион в черном виниловом жилете; на груди орхидея на цепи. Как будто, подумал Шкет, встретил друзей под вечер после того, как по телику сообщили про убийство очередного политика, самоубийство очередной суперзвезды; какой-то миг вы все – чужаки, но сообщники, выразительным вычеркиванием отмечаете некую общенациональную нейтральную катастрофу.
Вспомнив полуденный свет, Шкет сощурился во тьме. Лучше бы в руке было что-то другое – тетрадь, или цветок, или осколок стекла. Он неловко завел руку за спину и запихал книжки под ремень.
Все трое обернулись и посмотрели.
У Шкета от смущения увлажнилась кожа.
– …Взяла и убежала, – наконец повторил черный с ружьем, и лицо его расслабилось, как у музыканта по завершении каденции.
Тот, что с пивной банкой, посмотрел по сторонам, сказал:
– Скорпионы, значит. Сюда тоже заглядываете, а?
– Это Шкет, – пояснил черный скорпион. – А я Флинт.
Имя, подумал Шкет (вспомнил, как Паук помогал бинтовать Сиаму руку на зыбком полу в автобусе…): думать о них не становится проще, даже если всплывают имена. С тем же успехом они все могли бы оказаться мной. Вместе с именем всплыл и восторг собственной безымянности. Но радость эта по-прежнему уныла и предсказуема, как банально Эдипов сон, что привиделся ему ночью после того, как в больнице к нему приставили психиатра.
– Это ты, что ли, Шкет? – Мужик поставил банку донышком на ременную пряжку. – И вы, ребята, собрались сюда охранять
– Ага, черных стреляют – ломимся на Джексон.
Где-то далеко внутри болтали и смеялись другие черные.
– А что было? – спросил Шкет.
Флинт шагнул к нему ближе. (Шкет подумал: мне спокойнее. Ему, наверно, тоже.) Другие двое перетасовались, подстроившись под этот сдвиг.
– Тут кто-то стрелял? – спросил Флинт. – Днем, что ли?
– А то. – Ствол перепрыгнул в другую руку. – Типа снайпер. Круто, да? Днем сегодня, когда эта штука в небе висела.
– И что было?
– Кто-то залез на крышу «Второго Сити-банка» на углу и давай по людям шмалять. Вот так вот.
– Убил кого? – спросил Шкет.
Человек с банкой поджал губы до состояния черносливины.
Человек с ружьем ответил:
– Семерых где-то.
– Ёпта! – сказал Шкет.
– Кучно срезал четверых – пиу, пиу, пиу, пиу. Женщина еще была жива, но далеко уползти не могла. А потом кто-то вышел им помочь – думали, этот уже свалил. А он опять встал и снял троих. И сбежал.
– Белый был, кстати. – Человек с банкой помахал банкой. – И приперся аж сюда ниггеров стрелять.
– Женщина умерла, эй… когда? – спросил Флинт.
– Вскоре. Но она про мужика, который стрелял, не говорила. Другие видели. Так и узнали, что он белый. – Мужик с банкой допил, отшвырнул банку. – И скорпионы, значит, – (банка звякнула и подпрыгнула), – придут на Джексон нас охранять? Чтоб белые уебаны не шмаляли по людям на улицах?
Ружье выпрямилось.
– Нам скорпионья охрана без надобности. – И пренебрежительно: – Ёпта.
– Вот и хорошо, – сказал Шкет. – Потому что мы никого не охраняем.
Все это как-то знакомо. Вроде кого-то подстрелили с крыши…
Двое неловко переглянулись.
После паузы Флинт подтвердил:
– Это не наше дело.
Человек с ружьем сдвинул ствол на плечо:
– Не, нам охраны и не надо.
– Мудаков на крыше «Второго Сити», которые по людям шмаляют, нам тоже не надо. – Человек без банки пощупал пряжку, будто соскучился по своей банке. – А то, знаете, врачей-то нету. И гробовщиков тоже.
– И куда их дели? – спросил Флинт.
– Положили вон там в доме. Дня три-четыре – и люди, проходя мимо, начнут на другую сторону перебегать.
Человек с ружьем не засмеялся.
– А скорпионы-то чего тут забыли? Что, как солнце встанет, – приклад стукнул об асфальт, – вы все сюда ломанетесь?
– Джордж позвал меня в гости, – ответил Шкет. – Я с ним виделся в церкви у пастора Эми – он сказал прийти с ним повидаться.
– Ага, – поддержал Флинт. – Мы к Джорджу.
После паузы один сказал:
– А.
– Ну заходите, чего? – сказал другой. – Валяйте внутрь. Он там.
– Пошли, – сказал Шкет Флинту.
На полпути по коридору Флинт сказал:
– Как думаешь, он прежде оружие-то в руках держал? Он им так машет – того и гляди ухо себе расхерачит, или нос, или там бошку свою.
– Или мою, – сказал Шкет. – Да, я вот тоже подумал.
Три фонаря висели гроздью. Белый магний резко высвечивал конторский линолеум, больничные желтые стены. За железной дверью лифта – паутина теней на шлакоблоках.
Он знал, что как-то отреагировал, но не понял, какую выдал реакцию.
– Куда девать тела? Что-то мне не улыбается в третий раз наткнуться.
Флинт за ним наблюдал.
– Почему у тебя орхидея на шее? Вначале, в универмаге, ты ее на кожаном ремешке носил.
– Да, – сказал Флинт. – Но ты носишь на шее.
– А. Я так и подумал.
Из-за угла донеслись голоса.
– Слышь.
Флинт повернулся. По черному винилу скользнули обломки света.
– Чё?