Подавшись к Ланье, Кошмар надел цепь на нее. Кулаки его болтались на цепи, как гири маятника. Полудюймовые звенья сморщили Ланье груди вокруг сосков. Один кулак пошел вверх, другой вниз.
– Чувак,
Наблюдая за ним, Саламандр хлопнул планкой по руке.
Шкедт поднял голову: веснушчато-леопардовый, бородатый и рыжий негр был выше, худее Кошмара и, невзирая на Кошмаровы гантельные мускулы, на вид сильнее.
Кулаки остановились – один у Ланьи на животе, другой на груди; Кошмар за ней наблюдал.
Ланья наблюдала за ним, сжимая челюсти. Отняла руку от Шкедтова колена, обоими кулаками взялась за цепь у шеи и съехала ими вниз, левым столкнув верхний Кошмаров.
– Снимай, – сказала она. – Я тебе уже один раз сказала – я не хочу.
Худая темнокожая женщина в круге – голые груди расталкивают полы жилета и цепи – переступила с ноги на ногу. Кто-то кашлянул.
– А этот? – спросил Кошмар и не взглянул на Шкедта. – Что будешь делать, когда мы его заберем? Он идет с нами, дамочка.
– Народ, вы вообще?.. – Шкедт осекся. Гнев, упоение и какое-то третье чувство, которому он не подобрал названия, сплелись и зазмеились из основания черепа в живот и ниже.
– Снимай, – повторила Ланья. – Не хочу.
– Почему?
– Хочу остаться при своем. Что редкость. – И как-то странно хохотнула. – Да и модельер у вас поганый.
Кошмар фыркнул. Кое-кто в кругу тоже засмеялся.
– А у тебя-то? – спросил кто-то еще.
Но цепь Кошмар снял. От звеньев отпали пряди ее волос.
Скорпион развернулся, носками сапог подрав траву.
– На. – Цепь надели на шею Шкедту. Глаза у Кошмара были очерчены коралловым. Жилет на зарубцевавшемся плече, видимо, разошелся – теперь зашнурован сыромятной кожей.
Кошмар потянул за цепь.
Холодные звенья скользнули по правому соску. Кулак Кошмара, теплый и шершавый, остановился против левой груди.
– Ага? – Кошмар прищурился. С фокусировкой взгляда у него что-то не то, невпопад сообразил Шкедт.
– И что мне с этим делать? – спросил он. – Это что хоть значит?
– Да ничего не значит. – Кошмар разжал руки. – Можешь взять и в озере Холстайн утопить, если угодно. – Он откачнулся назад и встал. – Я б на твоем месте приберег.
Круг распался.
С Кошмаром во главе – тот качал широченными плечами, взмахивал крупными руками – скорпионы удалялись гуськом. Кое-кто оборачивался. Отойдя на десять футов, девчонка – то ли черная, то ли белая, не поймешь – и высокий черный пацан громко заржали. А потом, будто враз надутая – глаз не уловил, – в сером свете воссияла прозрачная игуана. Затем павлин. Затем паук. Скорпионы скрылись за деревьями.
– Это что, – спросил Шкедт, – за хуйня сейчас случилась? – Он пощупал шею, где теперь висели три цепи: оптическая, проектор и эта новая, самая тяжелая.
– Кошмар иногда забирает себе в голову, что ему нужны конкретные люди…
Расслышав тембр ее голоса, он обернулся.
– …залучить конкретных людей к себе в гнездо. – Порывшись в одеяле, она извлекла гармошку, отложила и снова порылась.
– А раньше хотел тебя? А Фил при чем?
– Я же рассказывала, Фил был мой парень, до того как мы с тобой познакомились.
– Какой он был?
– Черный, довольно умный; довольно милый, довольно цивильный. Приехал сюда посмотреть что и как, вроде тебя вот… – На последних словах голос зазвучал глухо. Шкедт снова обернулся: Ланья выныривала из ворота и одергивала рубашку поверх тряских грудей. – Во всю эту шляпу у Калкинза особо не въезжал. И у Кошмара тоже.
Край одеяла шатром вздыбила орхидея. Потянувшись за ней, Шкедт разглядел почти акр обугленной травы поперек луга. По краям вился дым. Этого раньше не было. Шкедт нахмурился. Не было, точно.
– В коммуне он всем, пожалуй, нравился. Но от таких людей довольно быстро устаешь. – (Шкедт услышал, как вжикнула молния у нее на джинсах.) – Кошмар забавный. Мило, пожалуй, что спросил, но я не сливаюсь в экстазе. Ни с кем.
Шкедт сунул руку в сбрую орхидеи, защелкнул браслет. Горелым несло очень сильно. Он распрямил погрызенные и раздутые костяшки, пошевелил пальцами, короткими и в шрамах…
…щекочет ему плечо.
Он подпрыгнул, развернулся, пригнулся.
Листик скатился по плечу, просквозил по коленке, закружился, опустился на землю. Задыхаясь, с колотящимся сердцем Шкедт поглядел вверх на косой ствол, на гигантский сук у культи какой-то толстой крупной ветки, на голые ветви и ветви, увешанные драным беж, на перекрестья прутиков – точно небо склеили из осколков.
Вся кожа исторгла влагу, и стало холодно.
– Ланья?..
Он оглядел поляну, снова перевел взгляд на одеяло. Она бы не успела надеть кроссовки!
Но ее кроссовки исчезли.
Он обошел дерево кругом, хмурясь, глядя на обугленную траву и другие деревья, посматривая на это.
С орхидеей и в цепях он вдруг острее ощутил свою наготу, чем по пробуждении с Ланьей в кольце скорпионов.
Вернулась в коммуну, подумал он. Но зачем так сбегать? Он постарался припомнить странность в ее голосе. Гнев? Но это глупо. Он коснулся цепи, которую повесил ему на шею Кошмар. Это глупо.
Но стоял он очень долго.