Дальгрен

Шкедт вошел в столовую.

Женщина, сидевшая подле мистера Ричардса, возилась со своей серьгой.

– Мэри говорит, вы пишете стихи. Вы нам почитаете?

– Чего? А. Нет, я не принес.

Мужчина напротив этой женщины снял со скатерти локти в кожаных заплатах.

– Зато принесли эту штуку. На вид опасная.

– А. – Шкедт глянул на орхидею. – Ну, почти ведь темно уже. – Он расстегнул браслет, отколупал сбрую с пальцев, а за столом тем временем посмеивались.

При таком ракурсе пламя на кончике белого воскового конуса закрывало Джун левый глаз. Она улыбнулась.

– Вот, – позади него сказала миссис Ричардс. – Стул. Подвинься чуть-чуть, Сэм. Налей ему кофе, Артур.

– А я чем, по-твоему, занимаюсь, лапушка, – с бесконечной приветливостью ответствовал мистер Ричардс.

Крупная женщина в синем вельвете снова заговорила с мужчиной слева. Из руки в руку передали чашку.

Женщина в зеленом платье улыбалась, но то и дело невольно стреляла глазами (бледно-серыми) в стальную клетку, которую Шкедт припарковал на углу стола. Поставила чашку рядом с орхидеей. Миссис Ричардс взялась за спинку своего стула, собравшись сесть.

– Вот честное слово, я же говорю, Шкедт нам просто жизнь спас. Он так нам помог. Он нам уже как родной.

Крупный мужчина на другом конце стола пальцем потер нос и сказал:

– Мэри, ты уже пятнадцать минут идешь за десертом, а я глотаю вторую чашку кофе.

Миссис Ричардс рассмеялась:

– В самом деле, что-то я разговорилась. Иду, сейчас принесу.

Джун, шурша кулачками в белой тафте, вкруг стола пошла на кухню.

Мужчина подле женщины в зеленом перегнулся через нее и сказал:

– Мэри только что разливалась про вас и ваши стихи. Вы живете в центре, да? Возле парка?

– Да, – ответил он. – А вы где?

– Ага-а! – Не выпрямляясь, мужчина пощупал воротник футболки. – Это очень хороший вопрос. – Ногти у него были нечисты, воротник сбоку обтрепался. – Просто очень хороший. – И выпрямился, смеясь.

Щипля себя за серьгу, женщина справа от мистера Ричардса сказала:

– Вы не похожи на поэта. Вы больше похожи на этих людей, про которых вечно пишут в «Вестях».

– На скорпионов? – переспросил очень белокурый мужчина (твид и кожаные заплаты на рукавах) поверх стиснутых рук. – Волосы больно короткие.

– Он волосатый, – возразила щипательница серьги.

– Недостаточно, – пояснил блондин и отвернулся поискать салфетку, упавшую под пустой стул Джун.

Шкедт ухмыльнулся женщине:

– А вы где живете?

Она бросила щипаться, удивилась:

– Мы с Ральфом прежде жили на Темпл. А теперь мы… – и осеклась, потому что с другого бока ей кто-то что-то сказал или, может, даже пихнул локтем.

– Вам там больше нравится? – спросил Шкедт, без интереса гадая, где вообще этот Темпл.

– Что и кому сейчас может понравиться в Беллоне?

Вошла миссис Ричардс с большой стеклянной миской.

– Это что? – спросил мужчина слева от мистера Ричардса. – «Джелло»?

– Никакое не «Джелло»! – Миссис Ричардс поставила миску перед мужем. – Это винное желе. – Сумрачно глянула в лиловое море. – С портвейном. В рецепте не было ни слова про сахар. Но это, я думаю, ошибка, так что я все равно положила.

Подле нее Джун держала вазу с горой взбитых сливок, блестящих, как тафта. На запястье при свечах заблестела… Да нет, подумал Шкедт, не могла же она ее снять с… Но от этой мысли разулыбался.

– Раздашь, Артур?

Шкедт на своем углу примеривался неприязненно полюбезничать с щипательницей серьги. Но та сидела слишком далеко. Он повернулся к той, что сидела рядом, в зеленом:

– Вы работаете с мистером Ричардсом?

– Мой муж прежде работал, – ответила она и передала ему увенчанное белизной десертное блюдце.

Он съел ложку: клен.

– Мне, – сказал он и проглотил, – надо поговорить с мистером Ричардсом про деньги. Вам тут нравится?

– Да, очень приятная квартира. Вы перенесли им всю мебель, они рассказывали.

Он улыбнулся, кивнул и решил, что виноградного желе и взбитых сливок со вкусом клена просто не переживет.

Мужчина подле женщины в зеленом снова через нее перегнулся:

– Я с Артуром, вообще-то, не работал. Я вон с Биллом работал, он статистик в «ИСМ» – это где Артур. А мы с Линн просто примкнувшие.

– Ой, – укоризненно сказала Линн, пока Шкедт глотал кофе, – нам просто надо поднапрячься, пока в городе такое.

– Я тем и занят; я тем и занят. Нас, понимаете, несколько. Живем вместе в… короче, живем вместе. Нас как раз пытались выпереть из дома. Какие-то люди с такими вот штуками, кстати. – Он указал на орхидею. – Но сейчас я бы такую тоже носил, если б у меня была.

– Ничего бы ты не носил, – возразила Линн. – Не носил бы ты.

– Довольно сурово, – сказал Шкедт.

– Если мы вместе, – продолжала объяснять Линн, – так гораздо лучше для детей. Понимаете, да?

– Да, конечно! – Он уловил внезапную беспомощность в ее тоне и откликнулся.

– О чем тут писать стихи? – Опять ее муж. – Никогда же ничего не происходит. Торчишь дома, боишься на улицу выйти. А когда вышел – все равно что, черт его дери, через болото вброд.

– И всё, – согласилась Линн. – Ну правда. В смысле, сейчас в Беллоне. Совершенно нечем заняться.

Джун у отца под боком сказала:

– Шкедт пишет чудесные стихи.