Далеко от неба

— Вы хотели избежать жертв, теперь они увеличатся многократно. Это цена вашего предательства. Будете помнить об этом всю свою оставшуюся жизнь! — выкрикивал Зельдович, которого орочон повел ко второму пленнику, неподвижно сидящему на берегу, у груды вынесенного половодьем плавника. Казаки, то и дело проходившие или пробегавшие мимо, отпускали по его адресу злобные или насмешливые реплики, на каждую из которых мужик отвечал неразборчивым утробным ворчанием и звериным оскалом крупных желтых зубов.

Ильин вдруг сорвался с места и пошел рядом с Зельдовичем.

— Как вы не понимаете, Зельдович? Почему этого никто, никто не хочет понять? Мы все время живем в состоянии вражды. Вражды с обстоятельствами, с природой, друг с другом. Зачем эта всеобщая ненависть? Можно мирно и спокойно устроить прекрасную жизнь для всех. Для этого не нужны революционные перевороты, эксы, политические убийства. Жизнь ведь, в сущности, прекрасна, и мы, только мы сами превращаем ее в ад.

Казаки, переправлявшиеся на другой берег, с гиканьем и смехом заводили коней в стремительную ледяную воду, быстро сносимые течением, плыли рядом с конями, выбираясь на берег, отводили коней подальше от воды, одевались…

— Вы не предатель, Ильин. Вы просто дурак! — выкрикнул Зельдович вслед уходящему со вторым отрядом Ильину.

Орочон крепко привязал пленников к стволу огромной, вывороченной когда-то половодьем, ошкуренной временем и водой лиственницы, и скоро на опустевшем пространстве берега пленники остались в одиночестве.

* * *

Несмотря на то что «ленд-крузер» был забрызган дорожной грязью чуть ли не по самую крышу, выглядел он на улицах поселка настолько непривычно и неуместно, что редкие прохожие останавливались и подолгу смотрели ему вслед. Проехать на такой дорогой машине полторы сотни километров по здешнему бездорожью мог только человек, которого цена и сохранность этого навороченного заморского чудища или волновали очень мало, или не волновали совсем. Продвигалась машина по заляпанным лужами улочкам неуверенно, видимо, сидящий за рулем оказался в этих местах впервые, ориентировался вприглядку и даже остановился на перекрестке, чтобы расспросить разинувшего рот мальчишку. Тот не сразу уразумел, чего от него добиваются, и лишь после целой серии наводящих вопросов показал рукой в направлении, которое путешественники уже преодолели. С трудом развернувшись, «ленд-крузер» двинулся назад, свернул в проулок и наконец оказался перед распахнутыми воротами копзверпромхозовского двора, который, очевидно, и был конечной целью нелегкого путешествия. Остановившись вплотную к высокому крыльцу конторы, машина одновременно ощетинилась всеми открывшимися дверцами, и из нее вышел Сергей Проценко с тремя сопровождавшими его не то телохранителями, не то нанятыми в поездку боевыми единицами, четко осознающими свою силу и почти неограниченные возможности. Во всяком случае, мужики, оказавшиеся в это время по разным надобностям во дворе и теперь медленно подтягивающиеся к месту высадки десанта, сразу почуяли очень серьезную опасность, исходившую от каждого из покинувших машину. Те, оглядываясь, стояли у крыльца и дружно рассмеялись какому-то замечанию, высказанному руководителем явно по поводу окружающего антуража и глазевших на них аборигенов. Наконец, один из них обратился к самому ближнему из любопытствующих:

— Уважаемый, не могли бы вы сообщить своему руководству, что делегация для переговоров на высшем уровне прибыла и томится в ожидании положенного в таких случаях хлеба с солью и соответствующих напитков.

— Так это… Не подвезли еще, — вмешался один из местных балагуров, выручая явно растерявшегося и не знающего что ответить «уважаемого».

— Кого не подвезли? — удивился Проценко.

— Так хлеб не подвезли. У нас его только после обеда доставляют. За солью тоже неблизко бежать. А если Игорем Кирилловичем интересуетесь, то у него сейчас ЧП.

— ЧП районного масштаба, — хмыкнул Проценко. — Если не секрет, изложите подробнее. Надеюсь, он еще жив?

— Пока живой, — не унимался балагур. — Нашего Игорька шапкой не накроешь, бабой не напугаешь. А тут впросак залетел.

— На складе сейчас запертый находится, — решил пояснить первый спрошенный.

— За что же его так? — сквозь зубы поинтересовался один из прибывших, по виду наиболее опасный из четверки.

— Так это… Бабе дорогу перебежать — легче ежика рожать. Вперед колючками. А с нашей Любашей вообще не сваришь каши. На Бондаре обожглась, теперь всех мужиков за пустое место держит. По этому поводу всегда в повышенной боевой готовности.

— Ясно, что ничего не ясно, — резюмировал Проценко. — Спасибо, друг, очень ярко изложил перипетии здешней внутриполитической жизни. Как, по-твоему, стоит его сегодня дожидаться?

— А вы в кабинет проходите, — предложил появившийся на крыльце главный бухгалтер, мгновенно оценивший ранг прибывших. — Там уже священнослужитель дожидается. Поэтому непременно в скором времени прибудет.