Далеко от неба

Олег, закрыв глаза, осенил себя мелким крестом и спросил: — Ты кто?

— Я-то? Ты поначалу о себе все обскажи, а потом поздоровкаемся, коли интерес будет.

Голос был насмешливо-ласковым — человек явно ощущал свое превосходство над распластавшимся на мокрых камнях Олегом. Но на глаза пока не показывался, таился где-то совсем рядом. Олег был уверен, что человек отлично его видит и рассматривает с насмешливой снисходительностью хозяина положения. Может быть, решает, что с ним сделает в следующую минуту. Приписав случившееся к череде неудач почему-то совершенно незаслуженно свалившихся на него за последние сутки, Олег со странным самому себе безразличием медленно поднялся на ноги и тихо, словно неизвестный стоял совсем рядом, сказал:

— Да пошел ты… знаешь куда.

— Могу. А вот ты куда теперь двинешься, желательно знать? В такую погоду без нужды шастать по тайге себе дороже. Так?

Человек все еще не показывался, но Олег уже точно определил место, где тот находился — как раз по другую сторону камня, у которого он забылся коротким сном.

— Сам-то чего шастаешь? Сидел бы и сидел, где тебе положено, не путался под ногами.

Несмотря на явную непонятность и, может быть, несомненную опасность своего положения, Олег почему-то успокоился. То ли вновь навалившаяся усталость заглушила чувство страха, то ли успокоил голос незнакомца, в котором до сих пор не прозвучала нотка злобы или раздражения. В нем вдруг возникла уверенность, что на этот раз, пожалуй, все обойдется.

Все еще невидный похититель ружья хмыкнул: — Посидишь тут, когда неизвестные шатуны по-твоему ухожью напролом прут. Чуть зимовьюшку не своротил.

— Не видал я твою зимовьюшку, — огрызнулся Олег, все больше успокаиваясь.

— Ясное дело не видал. Чем на юру под дождем кемарить, зашел бы, как положено, отогрелся, чайку пошвыркал. А ты сигналы ракетами подаешь. Что я в таком случае думать должон? Вдруг шпион какой?

— Сам ты шпион! — разозлился Олег. — Мне человека спасать надо, а тут ты шуткуешь. И ружье у меня чужое — вернуть потом требуется.

— Человеки разные бывают, — после несколько затянувшейся паузы подал голос незнакомец. — Другого спасешь, а он тебе ни спасибо, ни поллитры. Чего с ним случилось-то?

— С кем?

— Которого спасать надо.

— Поллитры у меня тоже не имеется, — устав от препирательств, злился Олег. — А «спасибо» хоть тыщу, только ружье отдай и отвали куда-нибудь подальше. Раз на глаза не показываешься — боишься чего-то. Раз боишься, нечего мне тут допросы устраивать. У меня каждая минута на счету. Не поспею вовремя, я тогда тебя без ружья уделаю, как Бог черепаху. Ну, где ты там?

Олег направился к камню, за которым, по его предположению, прятался человек. Но за камнем никого не было. На земле лежало ружье, рядом стоял берестяной туес с черникой. Олег схватил ружье и завертел во все стороны головой.

— Эй, гроза шпионов, ты где?

Никто не ответил. Ровный, еле слышный шорох дождя поглощал окрестные звуки.

Олег неожиданно для себя поднял ружье и выстрелил в воздух. Из стланика неподалеку снялась стайка рябчиков и тут же растворилась в сером сумраке стекающего вниз по сопке мелколесья. Подождав, Олег вскинул на плечо рюкзак, ружье и осторожно, стараясь не поскользнуться на мокрых камнях, стал спускаться вниз.

* * *

Дороги Надежда почти не видела, хотя дворники на ветровых стеклах работали исправно, сгребая мелкую морось дождя. Смотреть мешали слезы. Она смаргивала их, они текли по щекам, солоновато застревали в уголках неподкрашенных губ. Машину водить она научилась совсем недавно, а за рулем «вольво» вообще сидела впервые — муж ревниво оберегал свое недавнее приобретение от такого неопытного водителя, каким, по его вполне справедливому мнению, была Надежда. А по такой дороге, да еще в дождь, он и сам не рискнул бы выехать за пределы поселка.

Машину кидало из стороны в сторону, заносило, порой почти разворачивало, но Надежда упорно жала на газ, и, вероятно, от того, что совершенно не думала о сохранности машины и о правилах вождения, ей сходили с рук и ее неопытность, и скользкая, словно намыленная, дорога, красноватая пыль которой на глазах превращалась в месиво липкой грязи.

На краю обрыва, на предполагаемом месте аварии, застыла группа людей. В стороне, перегородив дорогу, стояли машины. Не доехав до них, Надежда резко затормозила. Машину боком протащило по дороге и чуть не ударило о залепленное грязью колесо приткнувшегося к обочине старого «Кировца».

Не сразу узнав свою машину, Домнич в ответ на чей-то вопрос недоуменно пожал плечами, а когда разглядел, сорвался с места. Подбежав, попытался открыть одну, потом другую дверку. Надежда смотрела на него сквозь мокрое стекло и не шевелилась.

— Прибыла удостовериться? Все, ваши не пляшут. Цветы роняют лепестки на песок, поплыл твой хахаль по реке на восток… Поскольку полный придурок — ночью на япошке по такой дорожке. А я предупреждал…

Надежда наконец услышала, вздрогнула. Приспустила боковое стекло.

— Что ты?