Далеко от неба

— И сейчас не лучше, если не хуже. Роман Викентьевич только заикнулся, что по-другому надо все это хозяйство вести, помощь научную предложил, так его сейчас убивать будут.

— Разве за это?

— За это тоже. У нас чужих категорически не любят. Жить они им мешают, как тут привыкли. Я по первости да по глупости выводы делал — у нас здесь у одних так-то. А когда поразмышлял хорошенько, в психушке вот побывал, с умными людьми посоветовался, окончательно понял — везде так. Человечество о своем будущем думать не желает. Останемся скоро на сплошных выгорах и каменюках. Друг друга жрать начнем. Жрем уже.

— Может, все-таки не так все мрачно? Вы вот все это разглядели, осмыслили, сопротивляетесь как можете. Роман Викентьевич с научной стороны доказывает. Уверен, есть еще у вас союзники. И немало. Даже здесь. Все, о чем вы говорите, многим уже очевидно. Должны и наверху это понять. Не все же там дураки и подлецы.

— Это у тебя, Александрович, Бог наверху. Не исключаю, что ему все понятно. А у нас наверху человеки. И насчет их желания в наших делах полноценно разобраться, очень даже сомневаюсь. Поэтому нам теперь одно из двух остается: либо их на чистую воду выводить, все их планы порушить, либо Деревню Солнца окончательно забыть и пох…рить, как последнюю утопию угнетенного человечества.

— Хотите сказать — «Город Солнца»?

— Город нам даже с помощью ООН не потянуть. Сознательности такого масштаба не хватит. А деревеньку дворов на двадцать могли бы.

— Вы серьезно?

— Он уже два раза заявление на областное руководство писал, — не открывая глаз, пояснил Василий. — «Просим в порядке социального эксперимента местного масштаба разрешить на малоосвоенном участке тайги построить «Деревню Солнца» для полноценного научного освоения природных ресурсов и справедливого совместного проживания».

— Прореагировали?

— Позвонили.

— Кому?

— Артисту. Объяснили, если сам со своими придурками справиться не можешь, окажем помощь.

— В смысле?

— Поедет в эту самую деревню арии из любимых оперетт исполнять.

— Я бы его туда только в качестве наглядного пособия человеческой подлянки. Чтобы постигали, как из человека полная гнусь получается.

— Да он человеком еще ни разу не был. Разве только у мамки в пузе, — не согласился Василий.

— Почему вы его Артистом называете? Причина имеется какая-нибудь?

— Врет без остановки, — пробурчал Василий, поворачиваясь на другой бок.

— Слух у него, конечно, имеется, раз его рабочим сцены в оперетту приняли, когда из института за дурь выперли. Потом, правда, по партийной линии батя восстановил, поскольку в обкоме хозяйством заведовал. Так ведь уходить не хотел. Говорит: «Хочу артистом быть, а не охотоведом». Только тяму на своем стоять не хватило, отчего случилась наша общая непоправимая ошибка. По первости после Шабалина мы даже обрадовались. Веселый, на гармошке играет, за бабами не дурак. Пока Шабалин его за свою Надьку не пристроил. Разглядел своего полноценного заместителя.

— Ну, до старика ему далеко, — не выдержал Василий.

— Не скажи. У него еще возможностей на полную катушку себя проявить не случилось.

— Все равно до Змея Горыныча ему не дотянуть. Тот, если что, себя не пожалеет, до последнего на своем стоять будет. А Игореше только о себе, любимом, забота. Старик — листвяк закаменевший, а этот так, труха.

— От трухи всякая зараза и ползет.

Неожиданно насторожился и чуть слышно заворчал Кармак. Собеседники замолчали и уставились на пса.

— Ну вот и гости пожаловали, — легко поднявшись на ноги, сказал Василий. — Скорей всего, пиратов сговорили. Удостовериться, чтобы ошибочки не вышло. Заодно по сусекам пошарить. Значит так: я в засаду, на случай критической ситуации. Михаил — на кухню, второй вход прикроешь. Если они всерьез, пальни по ушам разок-другой, чтобы ощутили. Вы, отец Андрей, хорошо бы в сторонку — мол, я не я, хата не моя. Мы им сейчас устроим стыковочку-разборочку.

Кармак зарычал громче и напрягся, готовый кинуться.

Из соседней комнаты вышла Аграфена Иннокентьевна. В руках она держала старую двустволку мужа.

— Мать, не возникай, сиди у себя. Сами управимся. Кармака с собой прихвати, чтобы не подстрелили сдуру. Мне тогда с Арсением Павловичем лучше не встречаться.

— Интересно, как они свое появление объяснять будут? В такое время даже по пьянке в гости не ходят, — ни к кому не обращаясь, поинтересовался Михаил.

В дверь осторожно постучали.

Василий отступил за полуоткрытую дверь Машиной комнаты.

Кармак злобно рычал и рвался от удерживающей его Аграфены Иннокентьевны.

Отец Андрей поднялся и шагнул было к двери, но Михаил, изобразив лицом нечто похожее на предупреждение не трогаться с места, для усиления эффекта повел туда-сюда карабином.

Постучали сильнее.

— Кто там? — сонно, словно спросонья, подала голос Иннокентьевна, едва удержав рванувшегося к дверям пса.

— Свои, мать, открой, — раздался голос Виталия.