Далеко от яблони

– Не волнуйтесь, мы постараемся, чтобы для вас все прошло как можно более гладко, – добавил папа.

Майя с горечью хохотнула. Резко и язвительно. Не выдержала.

– По-моему, времена, когда было «гладко», закончились давным-давно.

– Майя! – вскинулся отец, но она остановила его жестом.

– Хватит. Я не… – Слова вдруг застряли в горле, стены как будто сдвинулись, а весь воздух куда-то улетучился. Майя почувствовала себя персонажем кинофильма, убегающим от чудовищного взрыва. Асфальт позади нее рассыпался серым пеплом; она бежала, стараясь оторваться от бездны, которая тянула к ней щупальца, засасывала, точно битумная яма, точно черная дыра, единственная цель которой – поглотить весь свет. – Мне пора, – бросила она, схватила телефон, опрометью выскочила через парадную дверь и понеслась – через газон, по подъездной дорожке… Только в конце улицы Майя сообразила, что не обулась и что даже от этой короткой пробежки ступни страшно болят, но это уже не имело значения.

Встретимся в парке? Ты мне нужна, – написала она Клер. В висках глухо стучало; Майя напряженно ждала заветных пузырьков на экране. А потом пришло сообщение от Клер, спокойной и уверенной, как всегда: Уже вышла. Ты как?

Майя не стала тратить время на ответ, просто побежала. Добралась до парка. Пятки, зеленые от травы, были исколоты и изрезаны, легкие горели огнем, словно их переполнял дым, который невозможно выдохнуть. Несмотря на это, Майя только ускорилась. Когда она свернула за угол на парковку, Клер как раз выходила из машины.

– Привет, – сказала Клер. Майя с разбегу влетела в ее объятья, инерция отбросила обеих назад, но Клер лишь чуточку покачнулась. – Эй, ну что ты… ну, ну, – повторяла она, когда Майя горько, молча разрыдалась – не потому, что сказать было нечего, а потому что словами такое не выразишь. Всех словарей в мире не хватило бы, чтобы описать эту чудовищную тьму, этот страх оказаться одинокой, как Грейс, нежеланной, как Хоакин.

Несколько долгих минут они стояли на парковочной площадке, и Клер не выпускала Майю из объятий.

– Не уходи, – тихо вымолвила Майя, едва к ней вернулся дар речи.

– И не собиралась, – шепнула в ответ Клер. Нежно, как ангел.

Хоакин

Свой первый визит к психологу после переезда в дом Марка и Линды Хоакин счел неудачным. Встреча происходила в одном из офисов небоскреба, на такой высоте, что из окна можно было разглядеть океан. Уже от одного этого Хоакина начало слегка подташнивать, хотя само помещение выглядело очень чистым, белым и современным. Единственным цветовым пятном служила пурпурная орхидея (разумеется, в белом горшке) на столе Аны – да, психолога звали Аной. Вся эта сияющая белизна слишком живо напомнила Хоакину о тонких белых простынях на голой больничной койке, о натертых ограничителями запястьях, о тяжелой лекарственной сонливости, при которой кажется, что ты не спишь вообще. Тишина в офисе стояла такая, что Хоакин различил еле слышное гудение включившегося кондиционера. В этом помещении он выдержал две минуты, а потом вышел. Руки у него тряслись, на лбу выступил холодный пот.

«Больше я туда не пойду», – немедленно объявил он Марку с Линдой, впервые решившись вслух выразить свой протест. Хоакин изо всех сил старался порадовать своих новых опекунов, сделать так, чтобы его полюбили, и все же не мог заставить себя снова переступить порог того кабинета.

Усевшись рядышком с ним на бордюр, Марк и Линда терпеливо ждали, пока он совладает с собой. Ободряющая рука Марка покоилась на его плече, и бешено скачущий пульс Хоакина постепенно возвращался в норму. Так они просидели почти двадцать минут, молча, не торопя его и не требуя объяснений, а когда Хоакин отказался – не смог – что-либо объяснить, начали задавать вопросы. Порой их вопросы ему нравились, порой – нет. Иногда казалось, что Марк и Линда чересчур о нем беспокоятся, а иногда – что хотят побольше вызнать.

«Слишком похоже на больницу», – наконец выдавил Хоакин. В тот раз вопросы его не раздражали.

«А-а», – протянула Линда.

«Ясно», – кивнул Марк.

На следующей неделе Ана и Хоакин встретились в закусочной недалеко от дома Марка и Линды. (Хоакин до сих пор не воспринимал его как свой дом, не мог даже сказать «наш дом». Для него дом все еще был «их». Впрочем, какая разница? Ему там хорошо, а если тебе где-то хорошо, не обязательно считать это место своим.) «Здесь лучше? – спросила Ана, усевшись в кабинке напротив него. – Говорят, мой офис немного смахивает на операционную». «Да, тут норм», – ответил Хоакин. «А известно ли тебе, что значит твое норм для психолога?» – спросила Ана и жестом попросила официантку принести лимонад. – Невротичный, обидчивый, расстроенный, мрачный, – перечислила она, загибая пальцы. – Классика жанра». Конечно, Хоакин все это знал. Один из его старших сводных братьев даже набил себе между лопатками татуировку с надписью «У меня все норм». Непростая фраза, хитрая. «В точку», – сказал он, и Ана улыбнулась.