– Вот, вот! – перебивает меня Гейб, яростно тыча пальцем в экран бабушкиного ноутбука. – Вот это-то меня и раздражает. Даже не представляю, как нам подступиться к этим людям. «Это же просто внеочередные выборы!» «Это же просто сенат штата!» «Я планирую их переждать!» А знаете, кто пережидать не планирует? – Он вскидывает руки. – Республиканцы. Эти паразиты приходят на каждые выборы.
Бабушка смотрит, на что он указывает, и хмурится.
– Дальше – хуже. Ты видел комментарий от секретаря офиса штата? В округе Де-Калб закрывают четыре участка для голосования и отменяют досрочное очное голосование.
– Разве так можно? – удивленно моргаю я.
– Очевидно, да, – ворчит бабушка. – А значит…
– Значит, демократы должны вмешаться! – заявляет Гейб, так стукнув кулаком по столу, что Бумер вздрагивает и роняет свою утку. – Но эти выборы никого не интересуют, вот в чем проблема. Они не такие громкие, не такие роскошные.
– Не все понимают, что значит квалифицированное большинство, – объясняет бабушка.
– Вот именно! Много ли людей вообще знает о нем? Но почему у нас нет про это ни слова? Нужно ли сделать видеозапись с кем-то из местных знаменитостей? Я не знаю! Я пишу Далласу Остину, я пишу Людакрис – никто не отвечает! И как дать людям понять, что сейчас стоит на кону?
– На кону поправка № 28! – восклицаю я. Получается громче, чем хотелось бы, поэтому я заливаюсь краской, стараясь говорить тише. – Мы собираемся говорить об этом в рамках кампании?
– Обязательно, – кивает Гейб, – но так вышло, что большинство людей она не затронет. Они вообще вряд ли следят за происходящим, как мне кажется. Это не горящая новость какая-нибудь, поэтому ее сложно использовать.
– Использовать? – переспрашиваю я. У меня даже челюсть отвисла от удивления. В памяти встает Алина: ее темные джинсы и узорчатый хиджаб – такой я видел ее на ифтаре. Конечно, Гейб не специально сформулировал свою мысль так небрежно. Его задача – вовлечь избирателей в голосование. Но ощущение такое, словно мама Майи для него просто объект, который можно использовать, чтобы вызвать у людей сочувствие. Или хуже того: просто посмотреть, пожать плечами и отмахнуться как от чего-то недостаточно значимого.
– Джейми, мальчик мой. Мы говорим сейчас о подаче информации. И тебе это известно.
Тут мама неожиданно поднимает голову.
– Джейми, ты привез листочки для заметок?
– Ага. И декоративный скотч тоже. – Я передаю ей пакет и сажусь на соседний стул. Бумер подбирает с пола мистера Слюнокрыла, ныряет под стол и оттуда укладывает голову мне на колени. Почесав его за ушами, я перевожу взгляд на маму. – Слушай… Сегодня кое-что произошло…
– Точно! – Гейб опускает стаканчик с кофе. – Большой Джей, нам нужно обсудить установку знаков во дворах.
– Да, но… – Я качаю головой.
– Никаких «но», Большой Джей. Нам сейчас надо собраться с силами, понимаешь? – Гейб треплет меня по плечу. – Свистать всех наверх и прочее.
– А ты принарядился, бубалех, – улыбается бабушка. – Это для особого случая?
Я опускаю взгляд на Бумера, который как раз осторожно кладет мне на колено утку.
– Бум, убери мистера Слюнокрыла! Не смей пачкать наряд для свиданий!
– Для свиданий? – Я замираю.
Мама снова поднимает глаза от ноутбука и хлопает в ладоши.
– У тебя было свидание? Вот здорово! С Майей?
– Нет! – У меня все плывет перед глазами. – У меня была… встреча.
– Встреча? – переспрашивает бабушка.
Я медленно киваю, старательно разглядывая свои руки.
– Ну… Мы с Майей ездили в офис представителя Конгресса Холдена, чтобы встретиться с директором по юридическим вопросам. По поводу поправок.
На кухне воцаряется молчание. Я вскидываю голову и вижу, что на меня устремлены четыре пары глаз: мамины, бабушкины, Гейба и даже Бумера.
– Вы просто взяли и приехали на встречу по поводу законодательного акта? – нарушает тишину мама.
– Нет, конечно, мы сначала записались на прием.
– Это я поняла. – Она едва заметно улыбается.
– Почему вы все так на меня смотрите? – подозрительно щурюсь я.
– Милый, это потрясающе, – говорит бабушка.
– Серьезно, потрясающе. – Мама склоняет голову набок. – И как все прошло?
Ощущение такое, словно я вдруг оказался в свете софитов, но это не так уж и неприятно. Что само по себе странно. Я и представить не мог, что такое чувство может быть приятным – или хотя бы просто комфортным. Не для меня. Может быть, примерно так себя чувствуют представители Конгресса? Или Софи. Она прямо купается во внимании. Я так не могу и не смогу, но, должен признать, то, как на меня смотрят сейчас, не доставляет мне особого неудобства. Так было и когда Майя сказала, что я выступил потрясающе.