Да, нет, возможно

– Не слишком хорошо, – отвечаю я, выпрямляясь. И неожиданно рассказываю им обо всем. О том, как в приемной нас встретила обезоруживающая доброта Кристин. Как Дикерс едва не рассмеялась, когда я попросил разрешения процитировать имама Джексона. Как приторно-сладко она говорила и как выворачивала наизнанку всё, в чем мы ее обвиняли, заставляя поправку казаться почти – почти! – логичной. «Ради безопасности». «Нечего скрывать». Ощущение от этого разговора осталось странное, словно у меня мозг надвое раскололся. Вот передо мной совершенно очевидное проявление расизма. А вот спустя секунду мне кажется безумием даже думать об этом.

– Ага, – хмурится мама. – Они всегда так делают.

– Это ужасно раздражало, – вздыхаю я. – Не понимаю, зачем она вообще согласилась на встречу? Зачем их вообще проводят?

– Потому что так работает демократия, – объясняет мама. – Мы ведь выбираем этих людей в качестве наших представителей, значит, они обязаны слушать наши замечания и предложения.

– Дикерс уж точно не слушала, – невесело усмехаюсь я.

– Может, и нет. Иногда тебя и правда не слушают, и я знаю, насколько это раздражает. – Протянув руку, мама ерошит мне волосы. – Но главное, что ты попытался. Ты заявил о себе, Джейми, и это великолепно.

– Спасибо. – Я чувствую, что краснею. – Только все, кажется, было бессмысленно.

– Обещаю, это не так. Возможно, ты заронил зерно сомнений. Как знать. Но даже если этого и не произошло, важнее всего сама битва, а не победа. Я так горжусь тобой и Майей, – улыбается мама. – Не опускай руки.

– Ах да. – Я пожимаю плечами. – Не опускать руки было сложно, потому что мы вышли со встречи и обнаружили на моей машине Фифи.

Гейб напрягается.

– Фифи? – переспрашивает мама.

– Та собака с наклеек.

– Что-то знакомое…

– Этими картинками сейчас весь интернет завален, – вмешивается бабушка. – Ультраправые нацисты используют их, чтобы оскорблять еврейских журналистов, у которых есть аккаунты в Twitter. Но в нашем округе их тоже кто-то на машины клеит. Я сейчас найду тебе картинку.

– Достаточно просто посмотреть на бампер Альфи, – вздыхаю я снова. – Ее ничем не убрать. Мы попытались замазать изображение маркером, но собаку все равно видно. Надеюсь, хотя бы растворитель поможет.

– Кто-то хотел доставить тебе неприятности? – Мама смотрит на меня, широко раскрыв глаза. – Какой-то нацист?

– Такое происходит сплошь и рядом, – возражает ей бабушка, слегка сжав мою руку.

– Это правда, – жизнерадостно вмешивается Гейб. – У нас по всему округу эти наклейки найти можно. В основном охотятся на тех, кто поддерживает Россума: у них есть магниты или стикеры. Большой Джей, нам нужно твое фото с этой наклейкой.

– Мое фото? – удивляюсь я. – Зачем?

– Потому что мы не станем этого терпеть. – Теперь очередь Гейба краснеть. – Ба, записывай. «Местные нацисты испортили машину семнадцатилетнего двоюродного брата помощника руководителя избирательного штаба». – Он грозит кому-то невидимому кулаком. – Надеюсь, эта новость станет вирусной.

– Хочешь, чтобы обо мне все узнали? – У меня сердце уходит в пятки.

– О да! Именно это нам и нужно для того, чтобы расшевелить тех демократов, которые собирались пропустить выборы.

– Ладно… – Я опускаю взгляд на Бумера. – Тебе мое интервью нужно или что-то еще?

– Ну уж нет, – громко заявляет мама. – Гейб, нельзя впутывать в это Джейми.

– Может, тогда сделаем все анонимно? – предлагает бабушка. – И заголовок будет такой: «Местные нацисты испортили машину подростка».

– Нет уж, – возражает Гейб. – Ты упускаешь самое главное: что он мой двоюродный брат. Это все меняет. Именно поэтому борьба перестает быть обезличенной. Через Джейми они нападают на всю политику Россума. Неужели? И как же нам остановить плохих ребят? Например, можно сделать пожертвование… Или лучше – придем и проголосуем!

– Собираешься сделать своего брата-еврея мишенью для нацистов? – Мама резко встает со стула. – Джейми Голдберг в новостях? Думаешь, фамилия Голдберг не привлечет их внимания?

– Ты не понимаешь. Он просто местный парнишка, который поддерживает Россума. – Гейб качает головой. – К евреям это отношения не имеет.

– Твоя бабушка только что сказала, что Фифи используют как ответ еврейским журналистам…

– Это же в Twitter! У Джейми там даже аккаунта нет.

– Теперь мы знаем, что где-то по Санди-Спрингс бродит нацист. Как минимум один, но их может быть и больше. Я не хочу, чтобы мы упоминали имя Джейми.

– Но подача…

– Забудь про подачу! – Мама с грохотом опускает обе руки на спинку стула.

– Ладно, давайте все успокоимся и попробуем рассуждать здраво…

– Бубалех, – бабушка поднимает брови, – может, тебе не стоит говорить так снисходительно?

Гейб косится на нее с опаской.

– Я просто хочу быть уверен, что мы смотрим на проблему со всех возможных ракурсов.

– Ни с какого ракурса я не позволю тебе ставить под удар всего интернета моего сына-еврея, – решительно качает головой мама. – И ты не станешь делать его мишенью для нацистов. Это мое решение.

– Между прочим, я тоже еврей! – ворчит Гейб, поворачиваясь к бабушке. – Ты не думаешь…

– Она права, – просто отвечает бабушка.