d3257173e6e84c0dbd07778660e8d04c

Он прервал ее романтично-сопливые слова, коснувшись своими губами ее губ. Девушка закрыла глаза. Язык Клауса проник в ее рот. Первое касание вызвало щемящую и приятную боль внизу живота. Бонни прервала поцелуй, откинув голову вверх и предоставив Клаусу доступ к своей шее. Он поцеловал ее шею, потом — еще раз. И еще. И еще… Медленно, неторопливо, потому что ему некуда было спешить. И его не волновала Елена, к которой ему надо бежать…

Девушка положила ладони на лицо мужчине, открывая глаза. Она знала, что Клаус ее никогда не полюбит, что Клаус — просто минутная слабость-роскошь. Но она также знала, что Клаус ее не ненавидит. Не презирает. Возможно, он раздражается, возможно, ему надоела вся эта дрянь, но он ее не ненавидит. Не смотрит на нее с пренебрежением, с отвращением, с усмешкой. Поэтому Бонни приподнялась на цыпочки и в этот раз поцеловала Майклсона сама. В этот раз она его обняла, углубила поцелуй. Одна его рука проскользила вдоль позвоночника вверх по спине. Прикосновение вскипятило кровь по венам, и на кончиках пальцев стали чувствоваться слабые удары тока. Бонни точно не знала, правильно она поступала или нет. Но Бонни и не хотела ничего знать. Она ощущала крепкую хватку Клауса, она чувствовала упоительную нежность, она не хотела возвращаться в реалии мира. Здесь, в этом забытом подвале, она нашла свое пристанище. Временное, не совсем уютное, но зато надежное. Здесь, у ног своего некогда врага, она нашла забвение, повторяя судьбу лучшей некогда подруги и даже не подозревая об этом. Здесь, в забвении, боль притуплялась. Здесь, в забвении, все мысли стирались в порошок, и наступала полная тишина. Здесь, в забвении, Бонни больше не хваталась за надежды и обретала кратковременную, но упоительную свободу.

2.

Когда дверь захлопнулась, путей для отступления не осталось. Бонни подняла взгляд. Она прижималась спиной к двери, а Клаус, оперевшись о дверь по обеим сторонам относительно Бонни, внимательно смотрел на нее. В его кабинете было тихо. В клубе никого кроме них двоих и охраны не было. В мире, казалось, что тоже. Майклсон сделал шаг вперед, опустил взгляд… Испачканная, избитая и измученная Бонни явно проигрывала модельным девочкам, которые появлялись тут каждую ночь. Но Клаусу и нравилось то, что Бонни всегда проигрывала.

Ему захотелось проиграть вместе с ней.

Именно поэтому он ринулся к ней, прижав за талию к себе и впившись в губы. Непокорная Бонни оказалась податливой. Ее руки тут же оказались на его плечах. Пальцы с поломанными ногтями впились в рубашку. Желание напиться тактильной близостью ударило наотмашь. Беннет сделала шаг вперед, заставив Клауса отступить. Она впервые обрела над ним контроль. Впервые могла подчинить его себе. Впервые могла ощутить себя слабой и сильной одновременно. Ее обожгли его прикосновения, когда пальцы Клауса проникли под футолку. Нежные, но ощутимые прикосновения, которые свидетельствовали об одном — ни он, ни она и не собираются искать путей для отступления. Бонни, подаваясь энергетике их единения, схватилась за край куртки, стала стаскивать ее с плеч. Вещь упала к ногам, возле которых битыми осколками лежали надежды и мечты. Танцевать по стеклу было не в новинку. В новинку было пытаться взлететь, чтобы осколки больше не вонзались в кожу.

И они взлетели, потому что Бонни слишком легко стащила с него футболку, а он с нее — помятую легкую кофточку. Беннет никогда не замерзала, она всегда была легко одета. Бонни сама была жаром. Была солнцем. Была пламенем, сжигающем все на своем пути. И в стихии этого огненного безумия хотелось остаться. Не потому, что Клаус испытывал сочувствие, а потому, что он просто хотел этого. Без причин и поводов. Без объяснений. Без оправданий. Без оправданий он расстегнул пряжку на ее ремне, без оправданий просунул пальцы в петли для ремня, медленно стаскивая вещь вниз. Бонни вонзилась пальцами в обнаженные пальцы. Ее ногти болели, и девушка наслаждалась как саднит кончики пальцев, потому что покалывающий дискомфорт лентами переплетался с нарастающим удовольствием, и это пьянительное сочетание становилось причиной учащенного дыхания. Джинсы Бонни были откинуты в сторону, Клаус вернулся к девушке, к ее губам, к ее чувствам. Он вновь поцеловал ее, прижав к себе — в который раз? — с той же сносящей прежние храмы устоев нежностью. Соприкосновение обнаженной кожей Бонни испытывала будто впервые. А потом руки Клаус спустились с поясницы ниже, на ягодицы, и девушка поднялась на цыпочки. Она уже ощущала бедром эрекцию Майклсона. «Никогда не полюбит» трепеталось в сознании подстреленной птицей. Как смысл. Как повод, чтобы новая надежда вновь не зародилась. Как единственная трезвая мысль за последние пару часов.