d3257173e6e84c0dbd07778660e8d04c

— Жди здесь, — произнес Доберман, открывая дверь и садясь за руль. Нет, не произнес — приказал. Ситуация раньше просто не нравилась. А теперь она доводила до тошноты. Елена сжала зубы, зло уставившись на злополучную машину. Сальваторе завел автомобиль и медленно поехал в сторону гаража. Сияющие огни порше не производили должного впечатления, и вообще, машина казалась какой-то уродливой. От нее не захватывало дух, хотя должно бы… Девушка сделала глубокий вдох, а потом посмотрела в сторону. Она увидела, что этот молодой парень внимательно на нее смотрит. Гилберт переполнило отвращение.

— Ублюдки, — прошипела она сквозь зубы и, развернувшись, медленно пошла в противоположную сторону от гаража. Бесконечно длинная ночь начинала опалять нервы, и любое терпение — даже самое ангельское — летело к чертям собачьим. Желание покончить со всем прямо сейчас билось раненной птицей, крича в предсмертных конвульсиях. Ощущение неправильности, страх перед испорченном лишали способности мыслить трезво. Морально Елена уже начала себя готовить к самому дерьмовому раскладу обстоятельств.

— Елена! — снова он рявкнул, видимо, отходя от автомобиля. Гилберт передернуло от его голоса. Раньше она его ненавидела, а теперь — именно в эту чертову ночь — она его терпеть не могла. Она понимала, что если хотя бы просто посмотрит на него, то взбесится. Страсть сменилась на отвращение. Страх по-прежнему держал за горло. — Елена, твою мать!

Девушка не реагировала, просто продолжала медленно брести вперед. Она не жалела о том, что согласилась. Она жалела о том, что позволила себе слишком много. Позволила ему слишком много. Позволила им…

— Бред какой-то, — прошептала она. Она была права. Ведь «их» никогда не было.

— Елена! — он схватил ее за руку, резко поворачивая к себе. Девушка даже не слышала как он подошел. Впрочем, не удивительно — он всегда был бесшумен. Впрочем, не удивительно — она всегда была слишком увлечена собой. — Да что с тобой, черт возьми, не так?!

Дым, который был в ее взгляде, рассеялся. Деймон увидел искры. Искр становилось больше с каждой сотой секунды. Скоро разгорится пожар.

— Ты! — она выдернула руку. — Ты — вот что со мной не так!

Она ощущала, что ее что-то отталкивает от этого человека. Наверное, это высшая степень ненависти. Наверное, это апогей их взаимодействия. Деймон раздражал ее. Ее раздражало в нем все: его внешность, его голос, его слова, его придирки, его повадки, даже его этот льдистый взгляд, который Сальваторе с нее не сводил.

— Мы в полном дерьме, Сальваторе! — крикнула она, отходя на шаг. — И все потому, что ты не смог переступить через свою ебучую гордость и позволить мне все уладить!

— М-м-м, — он усмехнулся, сделал шаг вперед, засунул руки в карманы. Искры возгорелись. Пламя начало буйствовать. — Тебе действительно так хотелось с ним переспать?

— Дело не в этом, — она тоже сделал шаг вперед. Вот они, совсем близко. Непозволительно близко. Так близко, что ее пламя может растопить его лед. Вот они, совершенно одни, и ничто им не может помешать. У них как минимум два часа — может, даже меньше — чтобы высказать друг другу все, что раньше не получалось. Вот они наедине.

Но они больше не в моде. И их эмоции тоже потеряли былой вкус.

— Он очнется! Он вспомнит меня, а порш не так-то легко не заметить на пустых загородных дорогах, даже если ты перекрасишь его! Мы даже из города выехать не успеем!

Деймон опустил взгляд. В отличие от Елены он не ощущал ненависти или раздражения. Его валила с ног чрезмерная усталость, и ему хотелось вырвать из сознания те моменты, когда он стоял с ней в прокуренным коридоре, и у нее подкашивались ноги от его присутствия. Ему хотелось перестать думать об этом, сосредоточиться на том, что пыталась сказать Елена.

Не получалось. И он перестал пытаться.

— На кой-черт нам вообще сдались эти ключи?! Мы могли бы и без них угнать эту гребанную тачку, ты ведь уже делал это! — она была отчаянна. Она была тоже порядком вымотана. Она боялась. Любой начинает бояться. В действительности перейти черту очень легко. В действительности человек даже не замечает той секунды, которая разделяет его жизнь на «до» и «после». И в действительности паранойя — ничто иное как страх быть пойманным.