d3257173e6e84c0dbd07778660e8d04c

«Я хочу быть твоим псом» — хит шестьдесят девятого года. Хит прошлого. Потому что будущего у них больше не будет. Потому что они не вернутся, а в настоящее, и эта песня будет преследовать их вечность. Вечность — это слишком много.

— В машину, — снова приказал Сальваторе. Девушка обежала автомобиль, села на пассажирское сиденье, а Деймон тут же нажал на газ. Им было опасно возвращаться в мотель, но не возвращаться было еще опаснее. И Доберман решил пойти на риск. В конце концов, свою-то шкуру ему не жалко, а Елена выйдет сухой из этой водой, Викки расплатится наличными из заначки. Жаль только что весь труд пойдет насмарку, ну да не первый раз.

Они выехали на дорогу и помчались вперед. Деймон, правда, вместо того чтобы повернуть направо, поехал прямо.

— Черт возьми, куда ты едешь?! — закричала Елена, понемногу приходя в себя. Ужас ситуации охватил ее только сейчас.

— Менять номера и покраску, — произнес он, меняя передачу на более высокую. Стрелка спидометра поползла верх. Они перешли все границы и только что перешагнули последнюю. Теперь они точно потеряли былой вкус, точно вышли из моды.

Зато вернулись к своим прежним отношениям, хоть какой-то плюс.

— Все кончено, — прошептала девушка, зарываясь руками в волосы. — Это финал.

— Это начало, Мальвина, — произнес Сальваторе. Теперь, когда они оказались за чертой города, стало немного легче. Теперь осталось немного-немало — довести дело до конца. Довести дело до конца и не попасться.

====== Глава 50. Обугленные крылья ======

1.

Кэролайн открыла портфель и, улыбнувшись, посмотрела на парня. Тот улыбался — он всегда улыбался, потому что важен процесс, абсолютно любой процесс, но все же был уверен в своей правоте.

— Ты понимаешь, что это вандализм? — он внимательно посмотрел на девушку, та резко поднялась, скрещивая руки на груди. Кажется, она тоже была опрометчивой. Создавалось впечатление, что в этом городе почти каждый импульсивен и искрометен.

— Вандализм — это запрещать литературу, которая не соответствует принятой идеологии, а это, — она посмотрела на портфель, а потом снова на Локвуда, — это не вандализм. Это искусство.

Он видел подобное. В Мексике много подобных исписанных стен, да и в этом месте их тоже предостаточно. Граффити — вовсе не то, что может развенчать многолетнюю теорию о первостепенности и важности процесса. А граффити среди остальных граффити — тем более. Но Кэролайн была убеждена в обратном. Она достала из сумки баллончик, повернулась к стене и улыбнулась. Предвкушая дальнейшее, находясь под воздействием Б-52, все еще ощущая алкогольное опьянение, она чувствовала себя легко и непринужденно. Ей захотелось выполнять свои желания. Если не все, то многие.

— Отвернись, — произнесла она, снимая колпачок с баллона и подходя еще ближе. — Выполни мою просьбу, как я выполняла твои.

Локвуд пожал плечами и отвернулся. Честно, ему было плевать. Ему нравились окраины города, на которых они оказались. Ему нравились не прочищенные улицы, заваленные снегом, нравилось усыпанное бисером звезд небо, нравилось пребывать в этом эйфорическом состоянии и беседовать с малознакомой особой.

— И что ты мне расскажешь о себе, Пенелопа?

Девушка провела первую яркую полоску, которая окрасила ночь в ярко-абсентный цвет. Запах краски наполнил пространство. Мрак ночи стал разбавляться колоритом яркого оттенка. Такого яркого, что немного заболели глаза.

— Я — Кэролайн.

Тайлер рассмеялся. Он с горечью подумал о том, что даже не пытался придумать прозвища Бонни. Наверное, Бонни и не должна была быть никем другим. Она шикарна в своей первозданности, в своей неповторимости и типичности одновременно. Бонни — как новый тип героинь в какой-нибудь литературе. Бонни как собирательный образ. Даже фамилия ее уже перестала быть ее фамилией. Просто Бонни. Просто девочка, вскружившая голову и оставившая после себя легкую тошноту.

— Что ты любишь, Кэролайн?

Кэролайн провела еще несколько полос дугообразной формы. Ее опьянение усилилось. Теперь — от цвета и запаха краски. Девушка уже и не помнила, когда она в последний раз позволяла себе подобное. Дело было не в том, что Форбс имела какую-то загнанную жизнь, полную душевных терзаний и вечных проблем. Дело было в том, что она имела свободное время, способности и желание. Но у нее не было предлогов и причин.

— Цвета, — ответила Форбс, замедляя процесс и прорисовывая новые полосы, которые напомнили совокупность хаотично разбросанных линий. В любом хаосе есть порядок. Теория заговора. Идеалистическая концепция. Да Форбс было плевать, ей просто нравилось хаос превращать в плавную и такую прекрасную гармонию.

— На слова ты не щедра, — Тайлер засунул руки в карманы, вдыхая воздух полной грудью. Ему на мгновение захотелось мотаться по границам, процеживая виски и не имею в кармане ни цента*, ему захотелось не иметь ничего, кроме ветра и дорог. Да у него ничего в сущности и не было. Воспоминания, оставшиеся после возвращения из Мексики, несколько притупились, но сейчас взыграли вновь.