Clouds of Glory

Если цитата точна - а стоит помнить, что больше всего ее приводят два человека: Фримен, который был полон решимости снять с Ли всякую вину за поражение при Геттисберге, и Лонгстрит, который стремился переложить как можно больше вины с себя на Стюарта, - то для главнокомандующего это замечательная вещь - сказать об этом одному из командиров собственной дивизии непосредственно перед сражением. Никто не смог бы лучше самого Ли описать положение, в котором он находился, или дать более точный прогноз того, что должно было произойти, хотя мудрость делиться этим с генералом Андерсоном кажется сомнительной; не кажется вероятным и то, что Ли, если бы он предвидел возможность поражения, сказал бы об этом Андерсону. Но Ли был человеком, в конце концов, поэтому он мог делать то же самое, что и большинство из нас, когда мы приближаемся к кризисному моменту, то есть сомневаться, правильное ли решение мы приняли, испытывать сомнения, как их называют обычные люди, - хотя для Ли это было редким явлением. Что бы Ли ни сказал Андерсону, для него было бы более характерно винить себя, а не Стюарта, тем более что сценарий, который он разыгрывал, был именно таким, от которого предостерегал Лонгстрит: Ли ввел свою армию на вражескую территорию, подверг риску свою собственную линию коммуникаций и собирался столкнуться с Потомакской армией в неизвестном ему месте, не имея достоверных сведений о ее силах.

Как бы то ни было, Ли приказал Андерсону возобновить марш, а сам поскакал в сторону Геттисберга. По дороге он, похоже, приободрился, возможно, потому, что перспектива сражения всегда вызывала в нем определенное возбуждение, скрытое под спокойной внешностью - в конце концов, он был солдатом, - а возможно, потому, что он предпочитал быть в гуще событий, а не торчать на Чамберсбург Пайк со своим штабом. Ли не был полководцем, который спокойно сидит в своем штабе, рассматривая карты и разбираясь с сообщениями с фронта; он предпочитал видеть происходящее своими глазами; он был похож на боевого коня из Книги Иова, который "говорит среди труб: "Ха, ха; и ... чует битву вдали, гром капитанов и крики".

Ли не то чтобы наслаждался сражениями - ни один профессиональный солдат не наслаждается ими, - но это была его природная стихия, как и стихия его отца (политическое чутье легкой лошади Гарри Ли никогда не было столь же уверенным, как его мастерство и смелость как солдата); это было то, для чего он был воспитан, чему он был обучен и в чем он преуспел. Что бы он ни чувствовал по мере приближения к Геттисбергу - возможно, он был "встревожен и подавлен" в разговоре с Андерсоном; возможно, даже за мраморным фасадом он ощущал острую тревогу - мы можем быть уверены, что клубы едкого дыма, глубокий огненный грохот артиллерии, безошибочный резкий треск мушкетов очистили его разум и придали сил. Он не хотел этой битвы, не сейчас, не здесь, но теперь, когда она была перед ним, его упорство и воля к победе взяли верх. Те, кто видел, как Роберт Э. Ли выехал из леса на Чамберсбург Пайк и остановил Тревеллера на травянистом холме с видом на поле боя, наверняка почувствовали острое предвкушение победы. Само его присутствие давало уверенность в том, что это не стычка, что здесь, на холмистой местности, с ее аккуратными фермами, зелеными полями и тщательно ухоженными изгородями, под ярким, жарким полуденным летним небом произойдет великое событие. Те, кто находился поблизости, приветствовали его, но Ли был так же равнодушен к приветствиям, как и к опасности: он и Тревеллер просто остановились, а высокий мужчина в сером на красивой серой лошади отстегнул футляр бинокля и поднес к глазам полевой бинокль.

Утро прошло для конфедератов удачно, несмотря на храбрую задержку конных войск Бьюфорда, которые сдерживали две бригады дивизии Хета почти три часа, пока не подоспела пехота I корпуса генерал-майора Джона Ф. Рейнольдса. Бои становились все более интенсивными и многочисленными - А. П. Хилл вводил в бой бригаду за бригадой, которые выходили из Чамберсбург-Пайк на открытое пространство и разворачивались против все более многочисленных войск Союза. До полудня генерал Рейнольдс, один из лучших генералов Союза, был мертв, его сменил генерал-майор Абнер Даблдей; а к полудню федеральные войска были оттеснены с территории лютеранской семинарии на улицы самого Геттисберга. Это было удовлетворительно, но в более широком смысле это было именно то, чего Ли хотел избежать. Части Конфедерации вводились в бой по частям, по мере их прибытия на место, и несли большие потери, не надеясь на решительную победу, поскольку три четверти Потомакской армии все еще находились на марше к Геттисбергу, а у Ли было менее трети его собственной армии.