Clouds of Glory

Скука развеялась, когда его назначили командиром экспедиции по усмирению банды команчей под предводительством воина по имени Санако - или, возможно, более известного Буффало Хампа, - которая совершала набеги в окрестностях форта Чадборн, более или менее равноудаленного от современных Форт-Уэрта и Мидленда, и примерно в одиннадцати милях к северо-востоку от нынешнего Бронта.* Это была самая пересеченная и бесплодная местность на техасской границе, и шансы на то, что войска Ли смогут обнаружить в ней Санако или Буффало Хамп † , были равны нулю, но перспектива активных действий, похоже, приободрила Ли. Ему дали четыре эскадрона кавалерии из нескольких фортов, возможно, от 400 до 500 человек, а также повозки с припасами, проводников и переводчика - не так уж много, чтобы охватить огромную территорию, единственной особенностью которой были овраги и сухие русла рек. К западу на сотни миль простиралась Ллано Эстакадо, или Засечная равнина, - бескрайние пастбища размером практически с Новую Англию, в которых индейцы могли (и исчезали) просто так, не оставляя следов. Ли и его люди прошли много миль и ехали несколько дней, не видя ничего, кроме дыма на горизонте - дыма, который при ближайшем рассмотрении оказался пожаром в прерии. По его словам, трава была скудной, а вода - соленой, но ему удалось приблизиться к истокам реки Уичита, вероятно, он был первым белым человеком, которому это удалось, или, во всяком случае, первым белым человеком со времен конкистадора Коронадо. Одному из его эскадронов удалось убить двух индейцев, хотя принадлежность их к рейдерскому отряду представляется сомнительной. После тридцатимильной поездки он провел День независимости, 4 июля 1856 года, в лагере на рукаве реки Бразос под тенью одеяла, подвешенного к четырем палкам, воткнутым в землю. Из этого бесплодного лагеря он написал Мэри описание своего местонахождения: "Солнце было огненно-жарким. Атмосфера напоминала взрыв из раскаленной печи, вода была соленой". Он трогательно писал, что "мои чувства к моей стране были столь же пылкими, моя вера в ее будущее столь же истинной, а мои надежды на ее продвижение столь же неугасимыми, как если бы я был вызван к жизни при более благоприятных обстоятельствах".

В итоге, несмотря на все свои усилия, он преодолел 1600 миль за сорок дней и не обнаружил никаких следов индейских налетчиков. "Я не увидел ничего, - с горечью сообщал он о землях вокруг Бразоса, - что могло бы привлечь индейцев в эту страну или побудить их остаться".

В конце концов солдаты вернулись в свои форты, а Ли вернулся в лагерь Купера, где от палящей жары высохла река и погиб огород Ли. Там он узнал, что его сестра Милдред - миссис Эдвард Вернон Чайлд - скоропостижно скончалась в Париже. Милдред, которая была на четыре года моложе Роберта, отважно решила выйти замуж за незнакомца и северянина, когда ей было всего девятнадцать лет, несмотря на сомнения братьев, которых не убедило рекомендательное письмо от самого Дэниела Уэбстера. То, что Эдвард Чайлд был богатым бостонским адвокатом с литературными амбициями, не сразу успокоило их, но Милдред постояла за себя, вышла замуж за Эдварда и уехала с мужем жить в Париж, откуда "впоследствии противостояла всем попыткам уговорить ее вернуться" в Соединенные Штаты. Горе Ли по поводу ее смерти усугублялось его одиночеством и чувством неудачи в Кэмп-Купере. "Новость пришла ко мне очень неожиданно, - писал он Мэри, - и по законам природы я никогда бы не смог ее предвидеть, как, впрочем, и не предполагал, что она может предшествовать мне в неизведанном путешествии, в которое мы спешим. . . . Это положило конец всякой надежде на нашу встречу в этом мире. . . . Я верю, что наш милосердный Бог так внезапно и рано отнял ее только потому, что увидел, что это самый подходящий момент, чтобы забрать ее к себе". В этом письме прекрасно выражена буквальная и искренняя вера Ли в евангельское христианство его жены и покойной тещи, и этот религиозный тон будет присутствовать во всей переписке Ли, даже в корреспонденции военного или политического значения. Не случайно на многих популярных портретах он, хотя и в военной форме, изображен в молитвенном состоянии.