Двигаясь машинально, как автомат, Клеманс села за руль, захлопнула и заперла дверцу. Но, вместо того чтобы выехать со стоянки, уткнулась лицом в ладони и просидела несколько минут, содрогаясь от немых рыданий и от невыразимого облегчения. Впрочем, она позволила себе лишь короткую передышку: Люк наверняка уже забеспокоился, ведь она сильно опаздывала. Клеманс повернула ключ зажигания, фары снова вспыхнули. Метрах в двадцати от нее неподвижно стоял «фиат» с погашенными огнями. Чтобы выехать с темной, пустынной стоянки, Клеманс описала широкий круг, не отрывая глаз от зеркала заднего вида. И, оказавшись на освещенной улице, поехала чуть быстрее, а затем на полной скорости помчалась к салону Люка. Невероятное ощущение свободы она выразила торжествующим воплем, прозвучавшим на весь салон. Она одержала победу – сама, без посторонней помощи! Преодолела свой страх, забыла свою прежнюю роль покорной жертвы, даже смогла поговорить с Этьеном так, словно он не был ее палачом. Хватит ли этого, чтобы он окончательно исчез из ее жизни? Он заявил – притом с самого начала, – что хочет всего лишь поговорить с ней, и этот разговор состоялся. Но не найдет ли он другой предлог, чтобы заманить ее в ловушку? Или все-таки смирится наконец с обстоятельствами?
Подъехав к салону, Клеманс увидела Люка, который поджидал ее за рулем своей машины. Он вышел, чтобы поцеловать жену, но та опередила его и, подбежав, крепко обняла.
– Ты что – заблудилась в своем любимом супермаркете? – пошутил он.
– Ой, ты даже не представляешь, что со мной случилось!
Клеманс прильнула к мужу, чувствуя себя наконец в полной безопасности, и только теперь ее охватил такой жуткий страх, что она задрожала всем телом.
Примерно в это же время Филиппина смаковала шампанское в обществе Летиции, вернувшейся из Женевы. Та долго и подробно рассказывала о приготовлениях к своей свадьбе, потом наконец спросила, как поживает брат, и тут с изумлением услышала о разрыве Филиппины с Виржилом.
– Я ничего не знала, он даже не позвонил мне, чтобы сообщить… Как бы то ни было, мне очень, очень жаль. Ты считаешь, что это окончательное решение?
– Боюсь, что да. Поскольку он, представь себе, уже подыскал мне замену!
– Ты шутишь?
– Увы, нет. В последнее время он держался как-то отстраненно, а когда я заподозрила, что это неспроста, было уже слишком поздно.
– Но это совсем не похоже на него, Филиппина! Не похоже…
Летиция отправила в рот маленькое канапе с пармезаном и добавила:
– Виржил никогда не действует сгоряча.
– И тем не менее в один прекрасный день он объявил мне, что намерен завершить наш роман. Ни больше, ни меньше. Притом говорил в высшей степени спокойно. А эта девица… кажется, он и виделся-то с ней всего пару раз!
– Послушай, Виржил всегда был положительным, разумным, а главное, прекрасно воспитанным человеком. Ему…
– Ох, сделай милость, избавь меня от дифирамбов блестящим достоинствам твоего братца! Вспомни, что, несмотря на них, он ухитрился поссориться с вашим отцом и с дядей, что он почти не видится с вашей матерью, – словом, очень хорошо умеет сжигать за собой мосты, когда ему это нужно. Но я даже представить себе не могла, что он так грубо вышвырнет меня из своей жизни. Мои вещи он прислал в Париж с перевозчиком, и при этом не забыл ни одной мелочи, как будто хотел избавиться от всего, что могло бы напомнить ему о моем существовании. Словом, провел радикальную операцию, направленную на то, чтобы навсегда стереть меня из памяти, ни больше, ни меньше.
С этими словами Филиппина знаком велела официанту подать еще два бокала шампанского. Женщины сидели в уютном баре отеля «Бристоль» и беседовали полушепотом, хотя временами Филиппина, забывшись в порыве гнева, повышала голос.
Она взяла пригоршню орешков акажу и начала рассеянно жевать их. Потом объявила:
– Ну, что ж, придется мне заново устраивать свою жизнь. Возвращение в Париж не так уж неприятно, просто мне нужно восстановить свои былые знакомства. Гап – такая глушь, там живешь в отрыве от цивилизации, я растеряла все связи со своими друзьями.
Филиппина пыталась утешить себя этими словами, но душевная рана, нанесенная Виржилом, была глубока и задевала не только ее самолюбие.
– Когда я поселилась там, в этом чертовом шале, которое они все обожают, я даже не сразу поняла, что отрезала себя от остального мира. Зимний спорт шесть месяцев в году, прогулки по альпийским лугам в летнее время, абсолютный покой, способствующий работе, комфорт и уют в доме, и все это в обществе любимого человека… Ну прямо сказочная идиллия! Хотя при этом я вынуждена была терпеть Клеманс, с ее сюсюканьем, двойняшек, с их воплями, и родителей Люка, которые слишком часто гостили у нас… Короче, это была семейная жизнь, которая мне абсолютно чужда, но так привлекает Виржила. Иногда я даже спрашивала себя: а не завидует ли он Люку, с его скромным положением владельца автосалона и с отцом-маляром? Но главное, что меня буквально убивало, – это его желание иметь детей.
– Что ж, вполне естественное стремление, – прошептала Летиция. – Я выхожу замуж именно для этого.