Чужой

— Что собирается делать табип апа? — обратился к Акмарал Блоквил. — Если это не секрет, может, она скажет заранее.

Бибиджемал табип подняла свое приветливое лицо и улыбнулась, показала рукой на узелки, разложенные прямо перед французом.

— Какой же может быть секрет, когда я все перед тобой открыла, сынок! Слава Богу, твои глаза еще различают свет и тьму. Даст Бог, они будут хорошо видеть! Это кишмиш, а это сахар и квасцы, а это крохотный кусочек опия размером с булавочную головку. Скажи ему, девушка, чтобы он не боялся! — попросила знахарка Акмарал. У Бибиджемал табипа ничего грязного не бывает. Этот кишмиш был вымыт теплой водой, а потом высушен под чистой марлей. На него ни комары, никакие другие насекомые не садились. Причем, это кишмиш из лучших сортов винограда из Сада нашего Годжук ата. Такого кишмиша нигде нет. Мы все это вместе отварим. Огонь от всякой грязи очищает. Ты объясни ему все это, черноглазая. Пусть ни о чем не беспокоится. Если ему нужны глаза, то Бибиджемал табипу нужно доброе имя…

Затем знахарка взяла из узелков необходимые ей компоненты и сложила все вместе на белом лоскутке. Их следовало варить до образования однородной кашицы.

Прошло немало времени, прежде чем лекарство табипа было готово. Все вокруг молчали. Первым заговорил Блоквил, потому что его мучало желание побольше узнать и беспокоило состояние здоровья.

— Скажите, апа, удалось ли вам вашими методами излечить хотя бы одного такого больного, как я?

— Я ведь не пророк, сынок, чтобы предсказать, что угодно сделать Аллаху! — не глядя на француза, ответила женщина, приводя в порядок свои узелки. — Но если бы лечение не помогало больным, табипы не стали ценить все это как золото и серебро и носить с собой.

Ответ знахарки пришелся по душе Блоквилу, но он не успокоил волнение в его душе. Напротив, чем ближе было время процедуры, тем сильнее становилось его беспокойство. Сейчас он, хоть и с трудом, но видит окружающих его людей. Пусть не отчетливо, но видит действия знахарски, привычными движениями готовящей свое целебное снадобье. Кругом разгуливают собаки и кошки. Отогнанные мальчишки теперь не подходят близко, стоят у соседнего дома и оттуда наблюдают за всем происходящим. Вон над головами людей пролетела любимица зимы сорока. Он видит белый лоскут, расстеленный перед знахарской… А вдруг он видит все этот в последний раз? Снадобье, изготовленное из опия, квасцов, сахара и кишмиша, не застит ли своей чернотой завтрашний восход солнца?

Варево принесли к табипу. Когда оно немного остыло, Бибиджемал табип скатала из теплой массы два небольших шарика. Потом подозвала одну из женщин на помощь. Ею оказалась Акмарал.

Когда рука Акмарал коснулась голой шеи Блоквила, Блоквил ощутил в ее пальцах дрожь. Коснувшись тела мужчины, женщина почувствовала, как по ее телу побежали мурашки. Она растерялась, то полносила руку к шее пленного, то отнимала ее.

— Держи вот так, черноглазая! — женщина табип прижала руку Акмарал. — Что ты ведешь себя как неразумный ребенок. Держи покрепче!

Тепло от ладони молодой женщины разлилось по телу француза, взбудоражило его. Он изо всех сил старался взять себя в руки, как будто ничего не происходило. Но как бы ни старался, он не мог и не хотел забывать ласкового женского тепла.

Знахарка велела пленному широко раскрыть оба глаза. Потом приятным голосом зашептала:

— Биссимиллахи р-рахман, р-рахым! Раб рабу помогает! Это не руки Бибиджемал элти Дурды Худайназара жены, пусть это будут руки уважаемого Лукмана Хекима! Помоги, Господи!

В тот же миг на каждый глаз пленного легло по шарику. Сверху на них были положены ватные тампоны и забинтованы белой марлей. Поверх бинтов еще повязали платок.

— А теперь отведите его на место!

В тот же миг появился Эемурат, как будто только и ждал приглашения. Он взял Блоквила за руку и помог подняться.

Бибиджемал элти Дурды Худайназара жена дала последний совет:

— Глаза будут немного щипать. Но все равно повязку не снимайте. Из глаз ручьями потечет жидкость. Все равно пусть не снимает повязку…

Все вышло так, как и говорила табип. Когда Блоквила привели в сарай, у него защипали веки, а через некоторое время из глаз потекли потоки слез. Но он все вытерпел.

Блоквил просидел почти всю ночь. Он не знал, какое сейчас время, то ли раннее утро, то ли голубокая ночь. Для него все времена суток слились в одну бесконечную ночь. Он мог только предполагать. И когда почувствовал, что в сарай кто-то вошел, подумал, что утро еще не наступило.

— Жорж, ты уже проснулся? — услышал он знакомый голос.

— А я и не спал. Просто лежал.

Это был голос Акмарал. В руках она держала большую пиалу.

— Я принесла тебе сладкую воду, Жорж.

— Мне ничего не надо, Ахмарал, — вежливо отказался Блоквил. — Я на все согласен, и на плен, и на лишения. Лишь бы мои глаза видели, как прежде. Это единственная моя мечта.

— Чтобы глаза твои открылись, тебе и надо пить воду с набатом. Так табип велела.