Чужой

— Вот видишь? А что я говорил! — Эемурат надолго погрузился в свои мысли. — Как бы мы в погоне за наживой беду не накликали на свою голову, Акмарал!

— Похоже, — неопределенно ответила Акмарал, боясь и на сторону пленного встать, и Эемурату не желая возражать. — Даже и не знаю, что сказать, Эемурат дэдэ. Но не всегда же человек умирает от кровопускания. Может, сделать, как он просит, чтобы потом не винил нас в своей слепоте.

Слова Акмарал вызвали решительность Эемурата.

— Если после кровопускания с ним что-то случится, не станет он нас обвинять в этом? Спроси его.

Блоквил ответил решительно:

— Я готов заранее дать вам расписку, что не стану делать этого.

— В таком случае хорошо, — Эемурат кивнул. — В ауле Гожук живет знахарка Бибиджемал табип. Поеду и привезу ее. Думаю, что к полудню вернусь…

* * *

Хотя война закончилась давно, с наступлением зимы вопрос о возвращении на постоянное место жительства был отложен до весны, и поэтому многие гонурлы не вернулись в свои дома. Двери кибиток и коровников без их обитателей заросли паутиной. Заброшенные дома, словно высохшие деревья, навевали на и без того невеселый аул еще большую тоску. И поэтому, появление в ауле хоть купца с мешком за спиной, хоть нищего с котомкой, для жителей Гонура, и особенно для ребятни, становилось настоящим праздником. На короткое время у них появлялась забава. Детишки помладше не стеснялись ходить вместе с нищим по домам и выпрашивать подаяние. Стоило купцу или нищему появиться в одном конце улицы, как на другом ее конце уже все об этом знали.

Так случилось и на этот раз. Эемурат еще не успел вернуться из Годжука, а в Гонуре все уже говорили о том, что пленного француза везут лекаря. И поэтому многие стали с интересом поглядывать в сторону дома Эемурата.

Несмотря на разгар зимы, с утра распогодилось, а к обеду и вовсе стало тепло. Хозяева дома постеснялись принимать всеми уважаемого табипа в сарае, и поэтому расстелили подстилки прямо во дворе. На них знахарка и должна была осмотреть больного.

Блоквил записал в свою тетрадь все выученные до сего времени туркменские слова и сравнивал их смысл с похожими словами фарси, французского и арабского языков. Он не встретил ни одного слова, смысл которого совпадал бы как в туркменском, так и во французском языках. Зато много общесмысловых слов было в туркменском и фарси, арабском языках. В своей тетрадке Блоквил записал туркменские слова “чаршак”(вилы) и “аташгир”(кочерга) и отметил, что по-персидски эти слова толкуются как “четырехрогий” и “хватать огонь”. Обилие употребляемых в обоих языках слов, а также хорошая память и упорство Блоквила помогали ему в понимании туркменской речи, хотя сам он и не мог говорить на этом языке. Ему было понятно, когда приходившие к дому Эемурата люди, словно сговорившись, спрашивали друг у друга “Ну что, табип не приезал?” или “Вы везете табипа для пленного?”. Получив ответ “Табип еще не приехал”, люди расходились.

Однако мужик с непропорционально маленьким для его огромного туловища и толстокожего лица, сплющенным, словно клякса, носиком, даже услышав, что табипа еще нет, не торопился уходить. Он воровато озирался по сторонам. Но больше всего его внимание привлекал сарай, в котором находился Блоквил.

После того как Блоквил прошел и сел на расстеленную на солнышке кошму, этот человек тайком заглянул внутрь сарая, потом посмотрел на уходящую на юг дорожку. Стараясь не показывать виду, он тем не менее и пленного внимательно разглядел.

Хотя француз и не видел отчетливо всех действий незнакомца, ему не понравилось поведение того в чужом дворе. Видно, он пришел сюда с какими-то недобрыми намерениями, решил Блоквил…

… Табип, приехавшая верхом на коне из местечка, именуемого Сад Годжука, оказалась немолодой, но все еще красивой женщиной в ичигах. Рука у нее оказалась легкой. Блоквил даже не почувствовал, когда она острием ланцета проткнула его кожу. Все опасения француза, что местный лекарь может усугубить его положение, оказались напрасными. Бибиджемал табип обработала место предстоящего укола какой-то пахучей жидкостью с запахами трав, этой же жидкостью она протерла и скальпель, завернутый в чистую белую тряпочку. Короче, она приняла все меры предосторожности, чтобы не занести инфекцию в кровь больного. У пленного была взята кровь, а место укола тщательно обработано и забинтовано.

Перед уходом знахарка сообщила, что кровопускание не принесет ожидаемой пользы глазам больного, тем самым огорчив не только самого француза, но и его хозяев. Поэтому она велела через два дня либо больного везти в аул Годжук, либо приехать туда за ней.

На прощание Блоквил сказал Бибиджемал табипу:

— У меня нет ничего, кроме моего спасибо, чтобы отблагодарить вас. Пусть сам Господь окажет вам милость, апа!

Акмарал не успела перевести его слова, потому что Бибиджемал при словае “апа” улыбнулась.

— Мне большей благодарности и не надо, раб Божий. Пусть Аллах и тебя, и нас бережет!