Чужое отражение

Иванова Екатерина Сергеевна – гласит наспех нацарапанная информация на титульном листе смятого и от времени пожелтевшего, но все еще плотного картона. Девушки две. Это уже понятно. Абсолютно одинаковых людей не существует… если только это не идентичные близнецы. Первая из них – моя жена, Беркутова Дарья Сергеевна, в девичестве Мороз. Вторая – тоже Сергеевна, по стечению странных и абсолютно непонятных мне обстоятельств, с часто встречающейся обыкновенной фамилией Иванова, которую с легкой руки дарят воспитатели со скромной фантазией почти всем воспитанникам детских домов…

В папку я заглянул лишь мельком и ничего нового для себя там не увидел, поэтому оставил ее за ненадобностью все там же, на заднем сиденье своей машины. Я знаю семью Даши, хоть и виделись мы всего раз, теперь я трезво осознавал, что девочек просто разделили в младенчестве. Одну – оставили дома, в полной, но совсем небогатой семье, а вот вторую, точную копию той, что оказалась нужна родителям, без сожалений, и еще до года, отдали в дом малютки, откуда она, по распределению и попала в детский дом на Лебядянской…

Где-то внутри защемило от вопиющей несправедливости, и я поднял руку и, согнув ее в кулак, незаметно для окружающих ударил себя в район солнечного сплетения, стараясь, чтобы ком, стоящий у меня в груди, провалился чуть ниже, позволив мне дышать…

Больно? Мне – нет.

Больно будет той, что узнает о существовании родителей, которые до сих пор живут в Подмосковье, не вспоминая о другом, как оказалось, ненужном им ребёнке. Более того, за прошедшие годы, немного поправив свое материальное положение, они родили еще одну дочку, которую оставили из-за положенного по новому закону материнского капитала, склонившего родительские весы алчности в пользу второго, оставленного в семье, такого же ненужного, но ценного для изрядно потрепанного семейного бюджета ребёнка…

Глядя на девушку перед собой, теперь, я отчетливо замечал, недоступные моему глазу до этого времени, существенные отличия двух одинаковых близнецов. Понятно, что их поразительное внешнее сходство обусловлено генотипом, а различия, соответственно – средой. В данном, конкретном случае, насильственно созданная этим девочкам разница в условиях жизни, против их воли наложила свой несмываемый отпечаток на внешние данные ненужной родителям идентичной копии. Хрупкая, с почти прозрачной перламутровой кожей, больше напоминающий белый жемчуг, с тонкими сетками голубых прожилок – вен, спускающейся по нежной шее вниз, собираясь в замысловатый рисунок под правой ключицей… Со щеками, впалыми от частого, скорее всего, систематического недоедания, но на удивление привлекательной, подчеркнутой вынужденным голодом, ярко-выраженной линией точеных скул…

Такая колоссальная и очевидная разница двух девушек!

– Марк Эмильевич! – все еще держит меня за предплечье цепкими пальцами надоевшая до изжоги директриса, снова и снова пытаясь что-то сказать мне, но я не слушаю ее, смотря только на ту, что передо мной, – Марк Эмильевич!

Захотелось уйти. Прямо сейчас, грубо стряхнув с себя настойчивую руку!

От нарастающих воспоминаний о неблаговидной цели своего визита сюда снова заныл пустой желудок. Предложение щедрой помощи детскому дому – лишь благовидный предлог. Настоящая причина моего визита до неприличия отвратительна: я снова хотел унизить ту, что так напоминает мне о неверной жене… именно поэтому во внутреннем нагрудном кармане моего пиджака – узкая бархатная коробочка, в которой то самое бриллиантовое колье, исцарапавшее хрупкую женскую шею, выкупленное мной из принципа за бешенные деньги. Почему выкупил?

Потому, что я – монстр, бездушный, как эти камни, прожигающие дыру в моей груди.

Потому, что снова захотел увидеть их несмываемые отпечатки на шее той, что и так избита жизнью…

Глава 12

Лишь на секунду наши взгляды еще раз перехлестнулись и, именно в этот момент, для меня исчезло всё вокруг… осталась только пронзительная льдисто-голубая жалость точно под цвет его глаз… а потом, он брезгливо стряхнул холёные пальчики директрисы со своей руки, словно нитку, прилипшую к ткани дорогого пиджака, резко развернулся и не оглядываясь вышел…

«Ушел… Совсем?»

В груди знакомо защемило от грустного чувства сожаления. Я прикрыла глаза в тщетной попытке спрятаться от окружающей меня реальности и, хоть на мгновение, остаться наедине со своими неожиданными эмоциями. Его жалось хлестко резанула меня по нервам так, что во рту появился очень неприятный и непривычный мне металлический привкус крови…

«Зачем приходил? … За моей правдой? … А когда узнал ее… то, что я не его Даша… тут же растерял весь свой нездоровый интерес?»

Воспоминания о нашем поцелуе бьют, как током по губам!