Теперь Крета, хотя до ночлега было еще далеко, велела дочери приготовить гостю постель на лавке, но Мирко, не обижая хозяйку, учтиво отказался и попросился на сеновал, что был рядом с конюшней, – и за конями приглядывать удобно, ежели что ночью их напугает, и привык он, дескать, на сеновале спать. Согласие было дано.
– Что будешь делать, Ахти? – спросила Крета у сына, собирая со стола посуду.
– Сейчас, мама, мы с Мирко за конями посмотрим, да я ему двор наш покажу. А после воды натаскаю и дрова поколю.
– Ступай, – одобрила мать. – Ты, Тиина, тогда иди кур да цыплят покорми, а я шить да варить стану.
Молодые люди вышли на двор.
– Пошли, – сказал Ахти, – сначала к коням. Хилка еще будет после полудня по дому работу исполнять, потом уж придет.
– Пошли, – пожав слегка плечами, отвечал Мирко.
Все дальнейшее пребывание в Сааримяки представлялось ему пустой обязанностью, сулящей только задержку в пути, хотя знать бы, в какую сторону торопиться!
Сзади скрипнула дверь – это вышла из дома Тиина.
– Я с тобой пойду, – решительно заявила она брату тоном, не допускающим возражений.
– Куда? – не сразу понял Ахти.
– Как это «куда»? – обиделась сестра. – А Хилку кто к задней калитке звать велел? Пойду, она мне не чужая!
– Все равно она тебе все расскажет, – попытался было отнекиваться Ахти, но Мирко, сразу увидев, что упрямиться толку нет – просто Ахти не хочет вот так запросто уступить младшей сестре, – вмешался:
– Раз так, то пускай идет. Только ведь мы прежде к коням пойдем…
– Знаю, – кивнула Тиина. – Мирко вот гость, а все понял, не то что ты! – укорила она братца. – Пойду цыплят покормлю, а как Хилка придет, я там буду. – И, преисполнившись гордости за выигранный бой, ушла.
– Вот так норов, – развел руками Ахти. – Не может мимо пройти, чтобы слова поперек не сказать.
– Эко диво! – усмехнулся Мирко. – Всюду так. Сестра твоя – девушка правильная, такую еще поискать. Пошли на конюшню, нам еще надо в седельные сумы заглянуть.
Конюшня у Виипуненов была просторная, построенная крепко и надолго. Зимой, особенно в сильный мороз, коней переводили в просторные сени, но от пронизывающего ветра защита была надежной. Если не считать старика Ярри, Юкка держал трех лошадей – остальных, если было необходимо, нанимал. А летом было как раз такое время, но сейчас коней держали не в самой конюшне, а под навесом, где было прохладнее, потому девять коней, приведенные Мирко, легко здесь разместились.
Ахти показал, где хранится овес, и они насыпали полные ясли. Лошадям понравилась такая забота, и они тянулись к людям большими умными мордами и одобрительно помахивали хвостами. Что довелось повидать им, кого они носили на себе, по каким путям-дорогам скитались их бывшие хозяева и кому запродали они душу – то было неведомо, да и вряд ли когда раскроется. Но вот по хорошему постою с отборным овсом кони уж точно соскучились.
Седельных сумок было всего две: одну нес Белый – так решил звать Мирко белого жеребца. Поди ж ты, как рассудила судьба: единственный сраженный им в рукопашном бою всадник ездил как раз на этом коне. Белый и Мирко как-то сразу свыклись друг с другом, и в первый же день успела протянуться между ними тоненькая ниточка, которая крепко связывает со временем настоящих друзей. И Мирко искренне надеялся, что будет Белому лучшим хозяином, чем его предшественник. И уж ни что не заставит его нестись в колдовской свите – пусть хоть по небу среди облаков ему будет дозволено парить вместе с конем – и преследовать одинокого беззащитного пешего. Никогда… Хотя теперь Мирко и в этом уже не был тверд: если бы именно такое потребовалось, чтобы заново обрести Рииту, он не стал бы мешкать. И Белый, в отличие от людей, понял бы его и простил – он чувствовал это.
Другая поклажа была на мощном сером жеребце, носившем русобородого богатыря, полянина по виду, сраженного меткой стрелой.