Чужестранец

– Дом наш – вот он, – прервал его созерцание Ахти и указал рукой вниз на высокую, с сенями и горницей, избу. На крыше красовался хитро вырезанный конек. – Мои уж пришли, – пояснил Ахти, – значит, Хилка сейчас при деле, мужчин кормит. Ну, сразу-то расспрашивать нас не станут, до вечера время еще будет. Пошли.

И они стали спускаться. Навстречу поднимались шедшие с поля люди, здоровались чинно с Ахти и с любопытством глядели на чужака и его замечательных коней в богатой упряжи. Мирко не забывал поклониться каждому и поприветствовать, на что слышал в ответ пожелания доброго здоровья и ровного пути.

Антеро говорил верно – жили в Сааримяки и хиитола, и полешуки, а больше потомки тех и других. Издавна перенимали народы друг у друга разные знания и обычаи, и вот однажды поселились вместе, найдя в дремучих четских лесах дивное это место – каменный холм. Жили здесь и до них: когда первые, полусказочные уже основатели Сааримяки – полешук Зван и хиитола Тапио – вышли от Хойры-реки к каменному холму, было здесь селение вольков, одно из последних, оставшихся после ухода этого народа за Камень. Мастера-вольки обучили их тонкой работе с железом, медью, оловом, бронзой и серебром, показали, как делать крепкие повозки, тесать камень… Ведь раньше полешуки и хиитола промышляли больше охотой, бортничеством да пасли коров. С тех давних пор прошло уж немало лет, и если сохранилась еще в ком волькская кровь, то вряд ли он сам об этом догадывался.

Однако, как бы ни уверял Антеро, что у него в родне хиитола и полешуки перемешались, все же и он, и Ахти были чистые хиитола. Единственно, чем походили они на полешуков, это тем, что отказались от столбовых жилищ прадедов и признали срубные избы, да еще подняли их над землей, поставив на прочную каменную кладку. Главная деревенская улица так и спускалась к озеру, где были налажены мостки, а Мирко с Ахти свернули налево и вышли наконец к изгороди с распахнутыми воротцами. Тут же из-за дома вылетели две лайки и звонко, заливисто, оправдывая свое название, залаяли, – то ли от радости, что воротился любимый хозяин, то ли на чужака и его больших незнакомых коней.

– Анти, Юсси, ко мне! – уверенно приказал Ахти, и собаки, усердно вертя хвостами, уселись перед парнем, преданно глядя на него. К лошадям они приближаться не торопились, видно, знали, каков бывает удар подкованного копыта. По двору разгуливали пестрые куры, а важный, осанистый петух, взобравшись на низкую поленницу, по-хозяйски наблюдал за ними.

Дверь клети распахнулась, и оттуда вышла среднего роста светловолосая девушка лет двадцати. Поверх рубахи, спереди и сзади, у нее были надеты два сшитых полотнища, а на плече висел на цепочке маленький серебряный топорик-оберег. Она очень походила на Ахти – курносая, веснушчатая, круглолицая. Длинные светлые волосы были схвачены скромным оловянным венчиком, зато узор, шедший по нему, был сделан очень умелым мастером. Такие узоры не встречались ни у полешуков, ни у хиитола: видно он вышел из старых времен, доставшись в наследство от вольков. В руках девушка несла крынку со сметаной.

– Ахти вернулся! – радостно вскрикнула она, увидев вошедших на двор. – А кто это с тобой? – продолжила она звонко и осеклась.

– Здравствуй, добрая хозяйка, – поклонился и ей Мирко.

– Здравствуй и ты, гость дорогой, – вежливо ответила девушка, подойдя. – Как тебя звать-величать прикажешь? – церемонно добавила она.

– Мирко Вилкович меня нарекли, а попросту Мирко зови, – столь же вежливо отвечал мякша. – А тебя как звать?

– Это сестра моя, Тиина, – вступил наконец в разговор Ахти, до сего момента потешавшийся над тем, как обстоятельно беседовал мякша с его бойкой сестренкой. – Поди, Тиина, скажи отцу, матери, что вернулся я, да не один, а с гостем из самых Мякищей.

– Ага, – кивнула брату голубоглазая Тиина и поспешила в дом. На пороге она обернулась, с любопытством взглянула на Ахти, прыснула со смеху и скрылась за дубовой дверью.

– Это младшая? – спросил Мирко, впервые за день улыбаясь.

– Младшая, – кивнул Ахти, – двумя годами младше.

– Схожи вы с ней. А родителей твоих как звать?

– Отца Юкка, а мать Кретой… Анти, Юсси, место! – указал он собакам, так и сидевшим у его ног, подметая пыль хвостами. Те поднялись и поплелись нехотя туда, откуда и выскочили, – за дом. Там была тень, где псы спасались от полуденной жары.

В сенях что-то звякнуло, и навстречу парням появился широкоплечий кряжистый мужик с черными прямыми волосами и широкой густой бородой. Руки его были крепкие, сильные, что клещи, привычные к тяжелой работе, но вот пальцы оказались на диво красивые, длинные и даже тонкие. «Гусляр! – догадался Мирко. – Вот это да, а так ведь и не подумаешь!»

– Ну, здравствуй, сын. – Он подошел к Ахти, и они обнялись. – Скоро же ты вернулся. Впрочем, и хорошо: работа не стоит, а тебя не хватает.

– Будь здрав, Мирко Вилкович, – обратился он к мякше. – Тиина мне уж сказала, как гостя звать.

– И тебе поздорову, Юкка Виипунен, – поклонился хозяину Мирко. – Пусть сохранит Укко твой хлеб и не оскудеют угодья Тапио.