«Мимо доли проходить да ее не увидеть». «Мимо сада-Ирия пролетит – не заметит». Не могла, значит, она ему сказать, хоть и ведала, тайну эту. Заклятие какое на ней лежало или зарок, может? В том ли дело, что не распознал он в Риите богиню? Или, может, что про бусину не рассказал? Да при чем тут бусина! Нет, верно, в том причина, что не узнал. Выходит, надо теперь по земле идти, людей расспрашивать, что за дева-богиня такая, и как к ней доступ найти, и какое таинство здесь сокрыто.
И немочь тотчас отступила. Мирко поднял голову. Зеленый лесной мир просыпался. Щебетали, радуясь солнышку, птицы, поднимались, сбрасывая дремотную росу, травы, начинали свой долгий разговор сосны. Навстречу шли чинно, бок о бок, два коня: справа – его избранник, белый, с умными фиалковыми глазами, а слева – вороной, – могучий, будто из единой громовой глыбы вытесанный, блестящий холеной шерстью, хитро, но беззлобно косивший на человека горящим зраком. Мирко поравнялся с конями и, обняв их за крепкие послушные шеи, прижался лицом к влажным от росы мордам. Кони, понятно, ничего не сказали на это, только дышали тепло и ласково, покачивая вверх-вниз головами.
Мирко в последний раз обернулся к валуну, где расстался с Риитой. На темной груди камня, едва заметный, затертый временем, красовался, неизвестно когда и кем вытесанный здесь,
Если спросишь ты случайно:
«Отчего сегодня в вечер
Белых птиц кружилась стая?» —
Я тебе на все отвечу:
Для чего я эту песню
Ночью ясной, ночью поздней
Бросил в небо Семизвездью,
Подарил падучим звездам.
Из дому поутру выйдешь
В холод, позабыв о лете,
На крыльцо и вдруг увидишь
Розу в первом белом цвете.
То не эльфы ли резвились
Под Охотника луною?
– Нет, они не проносились
Ночью нашей стороною.
– Не луны ли блики возле
На траве всю ночь играли?
– Нет, они здесь не замерзли,
Розой белою не стали.
Если спросишь ты случайно
У меня про этот вечер,
Я отвечу – то не тайна —
Обо всем тебе отвечу.
Меж холмов страны зеленой
Побегу проворной речкой,
Струй студеных перезвоном
На твои слова отвечу.
Листопадными ветрами
Прошумлю багряной рощей
И луны осенней снами
Я тебе отвечу ночью.
Стану смурыми холмами,
Их глухой и темной речи
Научусь и их словами
На твои слова отвечу.
Мне заклятье ворон скажет —
Обернусь огнем Самайна —
Посмотри, как пламя пляшет
И разгадывает тайны.
Колдовским узором стану,
На серебряном колечке
Напишу искусной сканью —
На твои слова отвечу.
Если спросишь ты случайно —
Только ты меня не спросишь!
Тает в небе ночь Самайна,
На крыльцо ты не выходишь.
Ни о чем меня не спросишь,
И колечко в реку канет,
Облетит ночная роща,
Говорить она не станет.
В очаге погаснет пламя,
Ворон, крылья распластавши,
Улетит по-над холмами
На вершину черной башни.
Отчего белела стая
На Самайна черный вечер? —
У меня ты не узнаешь,
И тебе я не отвечу.
VI. СААРИМЯКИ