Чужестранец

– Сказать-то кому он должен был? – хмыкнул Мирко. – Не тебе ли?

– Мне… – усмехнулся Ахти. – Я так, приятель.

– А не тебе, так что ж ты за ним поплелся? Говори уж, не таись. Я человек мимохожий, мне проку в ваших делах нет. Впрочем, не хочешь – не рассказывай. И я промолчу.

– Дело вот в чем, – с прежним спокойствием продолжил Ахти. – Мне, понятно, Антеро ничем не обязан. Да и никому не обязан. Только девушка одна хорошая день назад из-за него чуть в колодце не утопилась. Так-то. Умен Антеро, а такого предвидеть не смог. – И Ахти с силой всадил топор в неподатливое сырое дерево.

Мирко присвистнул. Такой поворот событий был для него непонятен. Эта часть жизни была для него пока за дверью, которая не спешила открываться.

– Ну, коли так… – Мирко распрямился, погладил себя по затылку. Он всегда так делал, если сомневался в правильности своих поступков. – А тебе она кто?

Дрова были порублены, и Ахти, поправив налобную ленточку, проговорил внятно и раздельно:

– Мне она – сестра. Двуродная.

– А, вот оно что, – протянул Мирко. – Тогда…

Но снова что-то заставило его усомниться в окончательном решении рассказать белобрысому все как есть.

– Двуродная, говоришь? Ой ли? А если не так? Несмотря на небольшой жизненный опыт, Мирко знал: от ревности человек на любую ложь и гадость способен, а в последнее время – тем более.

– Если, если, – пробурчал Ахти. – Ладно, давай так: сперва этих захороним, как требуется, а потом я тебе всю историю сказывать стану. Ты, я вижу, тоже умен. Не хуже Антеро.

– Давай, – согласился Мирко. – На том спасибо, что умным назвал.

Ахти помолчал мгновение и добавил:

– Не стоит ссориться. Тут и вправду не все так просто, как мне видится. А ты ловок воевать, хоть и лесовик! Как ты этого желтого-то свалил! Если б не ты, они вшестером меня изловили бы, как куропатку.

– И ты благодарствуй. Квиты мы. Ежли б не ты, у меня тоже так складно не вышло б. – И они поклонились друг другу.

Солнце уже отмерило половину пути меж полуднем и закатом, когда почти прозрачные языки погребального костра задрожали в прогретом звенящем воздухе. Огонь быстро съедал плоть павших, поднявшийся ветер плотно прижимал к земле черный маслянистый дым, и с ветром улетучивались последние сомнения в том, что убитые были обычными людьми, преображенными силой неведомого колдовства.

– Одно жаль, – вздохнул Ахти. – На этих луговинах при болоте добрый выпас был. А теперь ни одна животина здешнюю траву есть не станет.

– Вестимо, не станет, – подтвердил Мирко. – Пепел надо будет хорошенько собрать, пока его ветер не развеял. А то, кто знает, может, все ж они не совсем люди.

– Конечно, – кивнул Ахти, возвращая в самый жар выкатившийся, пышущий красными угольями сук. – Только вот горшка доброго у меня не найдется.

– И у меня, – развел руками Мирко.

– Делать нечего, придется в жбан березовый уложить. Только его прежде опорожнить надо. Ахти сбегал к лошадям, где оставил свои пожитки, и принес вместительный жбан из бересты, наполненный хлебным квасом.

– Ну, на двоих – это нам не задача! – засмеялся мякша. – Квас-то мать делала?

– Нет. – Ахти вдруг нахмурился. – Не мать. Хилка делала.

– Та самая? – участливо поинтересовался Мирко.

– Да, та самая.

– Ладно. А то, что жбан березовый – это даже и неплохо. Береза – дерево светлое. Глядишь, и очистит скверну. – Мякша замолчал. – Если есть тут какая скверна, – добавил он тихо, когда Ахти отошел в сторону.

Уж очень не вязалась одиннадцатиглавая смерть, что сотворили он, Ахти, малый человек и серый хозяин леса с этим желтым прозрачным солнечным светом, ярко-синим небом, темной хвойной зеленью, ветровыми волнами бледных болотных трав, красными ягодами боярышника и свежим шумом леса. Мирко было как-то даже жалко их – ведь славные были воины, а иные и вовсе красавцы собой – вот хоть белогорца взять. И этот, желтоволосый: лицо-то – словно у сказителя. Может, и впрямь песнотворцем был? Плохо это – людей губить, сколь бы пропащими они ни были. Правду говорил дядя Неупокой: не его, не Мирко эта работа. И зачем этот рыцарь на шею отрез шерстяной намотал?

Огонь – самый прожорливый зверь на свете – тем временем завершил трапезу. Только зола, черный жирный пепел да горсти пережженных костей – вот и все, что осталось от тех, что недавно пребывали во плоти.

Мирко и Ахти собрали кости, пепел положили в уже пустой жбан и закрыли туго крышку. Потом выкопали неглубокую продольную яму, с северо-запада на юго-восток, в нее опустили берестяной сосуд – последний в этой земной жизни приют для воинских душ, а всю сбрую железную да оружие покидали в дупло – железный лязг странно отдавался в пустом стволе.

Внутренне Мирко уже был готов к тому, что, как только упадет на могилу последняя горсть земли, тотчас свершится некое знамение – нечто невиданное и необычайное. Но нет, никакой перемены в окружающем пространстве не произошло, даже птицы свой галдеж не прекратили. Куда там! Две сороки, облюбовав одну и ту же ветку на невысокой рябине, подняли такую неподобающую случаю трескотню, что Ахти не вытерпел и запустил в них палкой, чтобы убирались подальше.