И тут произошло еще одно чудо. Не успел воин прийти в себя, как из кустов метнулось в длинном прыжке мощное серое тело, лапы ударили всаднику ровно посредине спины, и тот очутился на земле. Железные челюсти сомкнулись на шее, хрустнули позвонки – все было кончено.
Над поляной внезапно стало оглушительно тихо. Волк, изрядно потрепанный и покусанный псами, но победивший, высоко задрал окровавленную морду, и торжествующий, древний, как серо-зеленая трава, как известняковые холмы и белые камни, вой прозвучал над болотом. Это была песнь волчьей победы – победы над врагами, главным из которых было неумолимое время, теснившее его все дальше в лесную глушь. Но сегодня времени пришлось отступить: древний хозяин мира отстоял свои права.
Потом уставший зверь спокойно подошел к лужице дождевой воды и принялся шумно лакать, только длинный красный язык мелькал. Напившись, волк тяжело вздохнул и неторопливой, размеренной рысцой ушел в лес, даже взглядом не удостоив людей, бывших совсем рядом.
Мирко удивляло, что он и сам не испытывал ни возбуждения, ни волнения, ни дрожи в коленях, никаких особенных чувств и переживаний – все было как обычно. А меж тем он убил и ранил пятерых людей да еще двоих нелюдей – он один, ни разу прежде не убивавший.
Белый конь смирно стоял под ним, помахивая длинным шелковистым хвостом. Когда жеребец потянулся было к приглянувшемуся кусточку, мякша, опамятовавшись, дернул поводья и направился к деревьям. Там, собирая обломки искусно сделанного лука, разбитого ударом копыта, сидел и горевал его нечаянный соратник – хиитола-лесовик.
– Спасибо, добрый человек, – приветствовал он незнакомца, спрыгнув с коня. – Если б не ты, лежать бы мне, как вот этим. – Он указал на распростертые тела воинов.
Парень встал и оглядел Мирко. Был он ростом немного выше мякши, широкоплечий, белобрысый, весь какой-то мягкий, даже чуть полноватый, а большие васильковые глаза смотрели удрученно – видно, лук достался ему недешево. Пожав смущенно плечами, парень пробурчал что-то вроде: «Да ладно, бывает».
– Про лук не горюй, – утешил его Мирко. – Вон сколько коней добрых гуляет. На торг сведешь, продашь – и лук будет, а то и меч, да еще краше твоего.
– Меч что. – Тот махнул рукой, однако немного посветлел лицом после такого ободрения. – Мечом я и владеть-то не умею толком. Так, для баловства, да вот, в дорогу. От разбойных людей, – добавил он, посмотрев выразительно в сторону убитых.
– И верно, – поддержал его Мирко. – Что меч против лука? Вон тебе пример лежит.
Оба засмеялись.
– Тебя звать как? Отколе будешь?
– Хиитола я, деревня моя тут, за лесом. Сааримяки зовется.
Мирко аж присвистнул: Антеро был родом из той же деревни. Уж не от этого ли парня хоронился вчерашний гость, надев кабанью лапу?
– А зовут меня Ахти, – закончил тот.
– А я мякша, меня Мирко звать, – представился Мирко.
Глаза Ахти зажглись любопытством.
– Мякша? С севера?
– С севера, отколь же еще? – усмехнулся Мирко. – Давай, Ахти, сперва коней соберем, а после еще поговорим?
– Верно молвишь, – кивнул белой головой хиитола, и они пошли собирать коней, которые уже разбрелись по опушке.
Когда лошади были пойманы – их оказалось девять – и надежно привязаны к деревьям, Ахти сказал:
– Тела-то надо бы того, погрести. Да? – Он, видно, привык говорить на своем языке, поэтому произносил слова не совсем правильно, и речь его звучала странновато.
– Похоронить. Да, надо, – согласился Мирко. – Там, на болоте, еще один должен быть, живой – я в колено ему попал. В седле он не удержался, а вот помер навряд ли.
Они отправились по тропе обратно на болото, высматривая тело, но тщетно. Только на одном «лужку» – пятне зеленой ряски – еще не совсем затянулось синее, под цвет отражавшегося в нем неба, разводье.
– Вот они где, – с мягким акцентом вымолвил Ахти. – И он, и конь его. И как они по такому болоту скакали? Здесь же, как это, ползком не пройдешь, если напрямик!
– Здесь колдовство, Ахти. Я посмотрел, когда те двое за мной гнались: у них кони земли не касаются, если всадник в седле и живой. А как упал или же сразили его – все колдовство пропадает.
– Да?! – поразился хиитола. – А я ведь со страху и не приметил. Они как пошли на меня втроем, так не до того стало – схорониться бы только! Значит, мы колдунов умертвили? А говорят, их обычная стрела не берет и меч не сечет.
– Те, что постреляны да порублены – не колдуны. По отдельности то есть: человек и конь. А вот двое были точно чародеями: я в него стрелу, а он – раз, обрубил древко мечом и дальше скакать. Стал я в коня стрелять. Конь пал, и седок исчез, как растаял.
– Скверно, – согласился хиитола. – Значит, колдовство. Пожалуй, не стоит их в землю зарывать. Да и лопаты нет.
– И у меня нет. Только не в болоте же топить? Люди все ж. Тут, верно, огнем надо. Огонь все очистит, даже такую скверну.
Они стащили тела на берег, что было нелегко. Убитые были мужчины рослые, крепкие, а невиданный дощатый доспех весил без малого пуда два. Мирко сам едва не увяз, вытаскивая его на тропу.
– Куда вот только оружие девать? – спросил он сам себя.